Анатолий Гончар - База икс

И вновь серия разрывов реактивных снарядов и следом злобное урканье вертолетных пушек Грязева – Шипунова. Комья земли, всплеск вспышек и серо-черного дыма, треск падающего дерева. Крик разбегающихся «чехов». Кто-то из бандитов рванул в нашу сторону, но новый слаженный залп из всех стволов охладил их поползновения. А следующая партия пушечных снарядов окончательно поставила точку на вражеском продвижении. Все, можно отходить, оставаться здесь было опасно и к тому же не имело смысла.

Звуки приближающихся «крокодилов» боевики Хаваджи Мирзоева услышали задолго до их появления. Но слишком уверенно гнал их вперед командир, слишком сильно бушевала в груди каждого моджахеда жажда мести. К тому же никто не ожидал, что «Ми-24» выйдут на цель сразу, едва вынырнув из-за укрывавшего их приближение хребта.

– Воздух! – силой всех легких крикнул Мирзоев.

Едва увидев, как первая вертушка клюнула носом, он осознал свою ошибку, но было уже поздно – вытянутыми дымами понеслись к земле иглы «НУРСов». Хаваджи едва успел втянуть голову в плечи и прижаться к дереву, как совсем рядом оглушительно ухнуло. Сознание заволокло туманом. Не чувствуя боли, он, тем не менее, начал оседать, сползая по стволу дерева. Когда очнулся, в голове стучали молотки. Он пошевелился, ничего не понимая, сел и огляделся. Повсюду бежали его воины, бежали, что-то крича и беспрестанно тыкая в небо едва заметно вспыхивающими стволами оружия. Хаваджи ничего не слышал, только беспрестанный звон и надоедливое постукивание молоточков. Внезапно звуки прорезались. Постукивание молоточков превратилось в грохот снарядных разрывов, а к едва заметным вспышкам над стволами автоматов добавился треск производимых из них выстрелов. Вертолеты пошли на новый разворот. Моджахеды, забыв об убитых и раненых, разбегались в разные стороны. Только тройка личных телохранителей Мирзоева, каким-то чудом не пострадавших от падавших с неба снарядов, упорно бежала в направлении привалившегося к дереву командира.

«Меня расстреляют! – безучастно глядя на творившуюся вокруг вакханалию, подумал контуженный Хаваджи. – Меня расстреляют!» Повторно промелькнувшая мысль сгинула, не оставив в опустошенном мозгу ничего, кроме ужасающей пустоты и боли. И когда его безучастное ко всему тело подхватили с трех сторон и быстро потащили куда-то по склону вниз, перед глазами мелькнуло обезображенное лицо Магомеда, оно не вызвало у Хаваджи никаких эмоций. Но страшная в своей неизбежности мысль посетила раздираемое болью сознание вновь.

«Меня расстреляют…» – два слова, начертанные перед теряющим четкость зрением, два вырывающихся в крике слова уже не как вероятностная возможность, а как свершившийся факт.

Вялый протест против такой несправедливости так и не успел обрисоваться в осязаемые контуры – толчок приподнятой земной поверхности, вскрик державшего его голову телохранителя, брызги чужой горячей крови, упавшие на лицо, удар о землю, боль в ударившемся о твердую поверхность камня виске – и сознание Мирзоева погрузилось в темную паутину беспамятства.

– Отход! – В который раз за сегодняшний день я произношу это слово? Кажется, в сотый. Ничего, лишь бы все живы… все… уже нет… уже невозможно…

Дожидаюсь, когда мои разведчики сорвутся с места, и устремляюсь следом.

– Спасибо, Воздух, спасибо! – повторяю я, однако то ли вертолетчики меня больше не слышали, то ли оказались слишком заняты, но ответа не было. – Спасибо! – повторяю я мысленно и движением рук подгоняю безмерно уставших, но и без того почти бегущих бойцов.

За спиной слышатся новые разрывы, ответная стрельба сходит на нет, рокот двигателей – вертушки проносятся последний раз и быстро удаляются к горизонту. Занятый происходящим, запинаюсь о перегораживающую путь ветку.

– Зараза! – Едва не упав, с трудом перепрыгиваю ее и спешу дальше. Мы вновь нагоняем авангард группы.

Ничего, ничего… Путь пошел под уклон, скоро хребет сойдет на нет, а там вэдэвэшный ротный опорный пункт, там наша эвакуационная техника. Мы почти налегке, боеприпасов не осталось и половины. Так что дойдем. «Чехи» отстали, едва ли они сунутся дальше. За спиной тишина, она успокаивает, но не настолько, чтобы наконец почувствовать себя в безопасности. И это хорошо, иначе не хватит сил.

В голове невольно появляются тревожные мысли, связанные с отданными мне бумагами. Если все обстоит так, как сказал Юрасов, то это действительно «бомба» и одновременно оружие – смотря в чьих руках. Значит, существуют три силы, которые заинтересованы в этих документах, да еще четвертая – сам Басаев, и все в равной мере стремятся завладеть ими. Парадокс, но как минимум у трех из этих сил нет никакой заинтересованности в оглашении. Почему? С Басаевым все ясно, тут вопросов нет, люди же, с которыми он работает (его агенты в нашем стане), добыв документы, получат над Шамилем определенную власть. Зачем им лишаться такого козыря? Нет, они не опубликуют, это точно. Теперь третья сила – та, которую представлял полковник Юрасов. Она менее всех заинтересована в огласке. Именно огласка сдерживает до сих пор их намерения по уничтожению своего бывшего агента. И, наконец, четвертая сила – наши внешние враги. Они, пожалуй, готовы опубликовать документы тотчас же, дабы дискредитировать организацию, как кость в горле стоящую на пути их планов. Но четвертая сила, надеюсь, далеко и не успела пожаловать на этот праздник.