Юлия Латынина - Саранча

— Его прямо здесь и синтезируют? — уточнил москвич.

— Вы представляете себе, чем отличается реактор от роллера? — насмешливо спросил Гаибов. — Конечно, нет. Субстанцию бетаферона выращивают в другом месте. В институте через дорогу А здесь ее просто берут и смешивают со всякими наполнителями.

— Зачем?

— Чтобы легче усваивалась организмом. Чтобы хранилась дольше… Пара дюжин «чтобы».

— И это со всеми лекарствами так?

— Со всеми. В таблетке димедрола на сто миллиграммов таблетки — пять миллиграммов действующего вещества. В таблетке феназепама — одна десятая миллиграмма.

Гаибов помолчал и добавил:

— Российские фармзаводы редко делают субстанции. Мы — исключение. Мы почти все свое делаем сами, только субстанцию эритромицина у китайцев закупаем…

— Потому что ваши лекарства придумывал Игорь?

— Ну… не все. Но несколько самых дорогих — да. Одна разработка еще институтская, это как раз бетаферон, мы на него лицензию получили, еще когда я в Алицке работал, два препарата сейчас запускаем плюс феноцистин. Это такая штука от почек, ее «Беррингер» разработал и взял патент на синтез так, чтобы его обойти было невозможно. А Игорь — обошел. И не только обошел, а впятеро дешевле сделал… Ихний феноцистин стоит сорок долларов, а мы поставляем за двенадцать и еще чиновнику при этом можем откатывать вдвое больше, чем иноземцы…

Гаибов помолчал.

— Плюс еще шесть веществ, три сейчас проходят клинические испытания, три на очереди…

— Не много ли? — спокойно спросил Валерий. — Для одного человека?

— Нет. Не много. Вы не представляете себе, Валерий Игоревич, какое число замечательных разработок валялось у нас по военным и всяким прочим институтам. Вот теперь мы эти разработки и берем. Почему наши старые научные достижения должны красть только иностранцы вроде «Ланки-Гештальт»?

— То есть внедрять эти разработки мог бы не только Игорь?

— Так и теорию относительности мог кто-нибудь другой выдумать, — раздраженно заметил Гаибов, — рано или поздно…

Гаибов прошел куда-то в глубь цеха, открутил вентиль и нацедил в стоявший рядом стакан прозрачной жидкости. Выпил и вытер усики.

— Хочешь?

— Это что? Не спирт, часом?

— Нет. Вода. Спирт у нас тут пили при предыдущем директоре. Врезались прямо в трубу и пили.

— И много выпивали?

— Влияло на выход конечного продукта, — Гаибов усмехнулся.

— Тут много веселого было, — добавил он, — этот директор бывший, Корзун, он тут баньку построил областное начальство парить. Одно мероприятие заводу в полтора лимона зелеными влетело.

— Почему?

— Котельная. Одна и та же котельная обслуживает и баньку, и цеха. Когда топили баньку, давление в кохужах реакторов падало, реакция замедлялась… Обычно эти парилочки заводу в тридцать-сорок тысяч зеленых обходились, а тут у них как-то совсем не на ту стадию пришлось, реагентам это не понравилось, они возьми и вылети через лючок — и по всему цеху…

— Это когда было? При Союзе?

Гаибов пристально поглядел на Валерия.

— Если бы здесь чего при Союзе из лючка вылетело, Валерий Игоревич, то Тарской области бы не было. Здесь делали бактериологическое оружие.

Валерий помолчал и спросил:

— Кто убил Игоря?

С железных перилец к Гаибову перегнулась какая-то тетка в белом халате.

— Фархад Гафурович, — сказала она, — тут стекло ничего не показывает.

Гаибов повернулся, чтоб идти разбираться со стеклом.

— Вы на мой вопрос не ответили, — позвал Валера.

Гаибов внимательно оглядел московского гостя.

— Я — лицо подчиненное, — сказал замдиректора, — если у вас есть вопросы о бензольных кольцах и метальных группах, валяйте, не стесняйтесь. А все прочее к Демьяну.

Кабинет генерального директора Санычева выглядел так, будто в нем ничего не менялось с семидесятых годов. Посреди квадратной комнаты — Т-образный стол соломенного цвета, дешевые стулья и громоздкий черный коммутатор вместо современного телефона. За спиной директора стояли три бархатных красных знамени с желтыми кистями, и над ними висел портрет человека с орденом Ленина. Впоследствии Валерию сказали, что на портрете значился Виктор Ишенцев, первый директор «Зари» и изготовитель советского бактериологического оружия.

Из окна открывался вид на бесконечные переплетения труб, крашенных светлой серебряной краской, и несовременный вид кабинета странно контрастировал с отремонтированными цехами.