Дик Фрэнсис - Пятьдесят на пятьдесят

Как обычно, в доме царили холод и пустота. Даже в разгар лета его нельзя было назвать теплым и уютным. Казалось, каждый кирпичик, каждая половица в этом доме говорят о грусти и отчаянии, что испытывают его обитатели.

Вскоре после свадьбы мы с Софи переехали сюда из арендованной крохотной квартирки над магазином. Ее родители не одобряли нашего союза. Они были богобоязненными методистами и считали поголовно всех букмекеров посланниками дьявола. Так что оба мы были сиротами, но в ту пору нас это мало волновало. Мы любили друг друга, и никто больше нам не был нужен.

Дом в Стейшн-Роуд был первым собственным нашим домом, и мы понимали, что придется нелегко. На его обустройство мы потратили почти все деньги, что взяли под залог, и поначалу Софи пришлось работать вечерами в пабе, чтобы как-то помочь мне рассчитаться с долгами. Я вкалывал по шесть дней в неделе на скачках в Мидленде, и довольно быстро нам удалось уменьшить долг по закладной до более приемлемого уровня.

Мне всегда хотелось иметь детей, я строил планы превратить самую маленькую спальню в детскую. Возможно, это желание было вызвано одиноким и не слишком счастливым детством, своих детей я воспитывал бы совсем по-другому. Нет, нельзя сказать, чтобы мои дед с бабушкой не любили меня и не заботились. Конечно, любили. Но между нами всегда существовала дистанция и еще — тайна. Только теперь я узнал, какая именно.

«Как мог Бог забрать мамочку и папочку на небеса?» — постоянно спрашивал я бабушку, а та, разумеется, не давала ответа. Теперь же выяснилось, что это отец, а вовсе не Бог виновен в смерти мамы и что сам он ни на какие небеса не отправился, а удрал вместо этого в Австралию. История с автокатастрофой была придумана, чтобы не травмировать меня.

Итак, я очень хотел иметь детей, но тут выяснилось, что Софи тяжело больна, и с этими планами придется повременить.

Все шло хорошо до тех пор, пока однажды ночью я не проснулся и не обнаружил, что ее рядом нет. Было половина четвертого утра, и я услышал, что она громко напевает что-то внизу. Пошел выяснить, в чем дело.

Софи была на кухне, судя по всему, уже давно. Все полки и буфеты опустошены, содержимое их свалено на кухонном столе и на полу. А она делала уборку.

Софи видела, что я вошел, но продолжала петь еще громче. Просто не могла остановиться. И это продолжалось всю ночь и весь следующий день. Никак не удавалось ее уговорить оставить все это. И вот в отчаянии и страхе я позвонил врачу.

Маниакальное состояние длилось неделю, ее накачали успокоительным и снотворным, и большую часть времени она проводила в постели, спала. А когда просыпалась, вновь начинала болтать и петь и страшно злилась, когда ее останавливали.

А потом, столь же быстро и неожиданно, она погрузилась в глубокую депрессию, отказывалась от еды, проклинала себя за все грехи и пороки мира. Совершенно иррациональное поведение с навязчивыми идеями, но она верила в то, что говорила. Вместо успокоительных ее стали пичкать антидепрессантами, и временами даже врач не знал, на подъеме она теперь или все еще в депрессии.

Психические заболевания производят очень тяжелое впечатление на окружающих, я был просто в ужасе. Физические болезни обычно проявляются в форме зримых симптомов: сыпь, высокая температура. И почти всегда пациент испытывает боль или дискомфорт, о которых может рассказать.

Но болезни мозга различить и определить не так-то просто, физических индикаторов не существует. С виду больные выглядят точно так же, как и прежде, и, как в случае с Софи, не осознают, что больны. Им их поведение кажется вполне нормальным и логически оправданным. Это все остальные в их глазах сумасшедшие, хотя бы потому, что осмеливаются предложить помощь психиатра.

Планы на семью, которые я некогда строил, рухнули окончательно и бесповоротно. Маленькая спаленка давно превратилась в кабинет и кладовую, и, похоже, в ней уже никогда не появится детская кроватка и плюшевые медведи — по крайней мере, до тех пор, пока мы с Софи остаемся владельцами этого дома.

И дело не только в том, что Софи была больна и не смогла бы нормально ухаживать за ребенком. Существовал риск, что беременность может вызвать гормональный всплеск, и это уже окончательно погрузит ее в пропасть, из которой никогда не выбраться. Послеродовые депрессии случаются даже у нормальных матерей, что же тогда говорить о Софи? И потом, что бы там ни твердили все эти профессора и психиатры, как бы ни успокаивали, всем известно, что психические заболевания передаются по наследству. И мне вовсе не хотелось произвести на свет ребенка с маниакально-депрессивным психозом. На протяжении десяти лет я наблюдал ужасные и необратимые изменения в характере и поведении прежде такой живой, веселой и остроумной молодой женщины. И мысль о том, что то же самое может случиться и с моими детьми, казалась просто невыносимой.