Кирилл Казанцев - Утро генеральской казни

– Это с одной бутылки-то напились? – напомнил особист.

– А кто нам мешает пару бутылок из тех, что в «КамАЗе» остались, просто вылить? Отпечатки пальцев рядового на них наверняка остались. И не перебивай меня, пожалуйста. Напились они в драбадан и, как были с оружием, самовольно покинули расположение воинской части. Может, баб им захотелось, может, еще чего-нибудь, не знаю.

– А с ними что делать? Покинули они часть, погуляли, а потом вернулись? Так получается, по-вашему? Хрен редьки не слаще. Что пнем о сову, что совой об пень, – особист показал на два трупа, а затем махнул рукой через плечо, напоминая о том, что третье мертвое тело лежит возле ворот.

– Тела можно закопать, сжечь, в болоте утопить… не знаю. Но только найти их никто не должен. Это ж несложно сделать. Вон просторы какие, заповедные места… Нет трупа – нет убийства. Потом три дня мы будем самовольщиков своими силами искать, полигон прочесывать. Ну, а позже поблизости от какой-нибудь железнодорожной станции их автоматы и кое-что из формы на мусорке найдут. И бомж какой-нибудь подтвердит, что видел, как они в пригородный поезд садились. Вот тогда пусть беглецов-дезертиров по всей Российской Федерации ищут. Со временем все и рассосется, на тормозах дело спустят. Классический «висяк». Как тебе, подполковник, мое гуманное предложение?

– На должностное преступление толкаете, товарищ генерал-майор… Провоцируете?

– Я тебя жизни учу. – Васьков прищурился.

Островец взгляда не отвел. Состоялся беззвучный диалог, и генерал-майор понял – особист готов помочь, правда, не бескорыстно.

– Пятьдесят тысяч зеленых, – напряженно произнес Васьков.

Особист отрицательно качнул головой и указал взглядом на своего лейтенанта – мол, такие деньги можете ему предлагать, а не мне.

Слижевский хоть и наблюдал со стороны, но слух имел острый, все расслышал. Заметив растерянность генерала, он поспешил к нему на выручку.

– Хорошо, подполковник, – обратился порученец Рубинова к особисту. – Назовите ваши условия.

Островец сделал глубокий вдох, собирался с духом, а затем чуть слышно вымолвил:

– Коттедж в новой застройке на полигоне жилой площадью не меньше двухсот квадратных метров. И участок двенадцать соток. Все под ключ. На меньшее не согласен. Да, и еще. Лейтенанту трехкомнатную квартиру в хорошем районе. Иначе нас всех сдаст.

Васьков скрежетнул зубами – дешево отделаться от проблемы не получилось. Но он понимал и особиста. Тому подвернулся редкий шанс серьезно поправить свое материальное состояние. К тому же Островец оставался абсолютно чист – коттедж получил бы на законных основаниях.

– Соглашайтесь, Владимир Павлович. Рубинов одобрит, я знаю, – посоветовал Слижевский.

– Эх, подполковник, подполковник, – покачал головой Васьков, – без ножа ты меня режешь. И не грех тебе двести метров квадратных просить за жизни троих ребят? Ты хоть знаешь, сколько там один квадрат стоить будет?

– Знаю, – спокойно проговорил особист.

– Черт с тобой. Договорились. – Произнеся это, Васьков, уже не церемонясь, запрокинул голову и влил в рот остатки виски. Затем снял фуражку, перекрестился на мертвецов и зашагал прочь. Подполковник Слижевский услужливо подсвечивал генералу дорогу фонариком.

И вновь особисту Островцу пришлось сесть за руль своей служебной машины. Правда, на этот раз ехал он не на свидание с женой своего шофера-прапорщика. Рядом с особистом сидел бледный, как полотно, его помощник-лейтенант. В багажном отделении «УАЗа» лежали завернутые в полиэтилен три трупа.

Свет фар ползущего по разбитой дороге «УАЗа» выхватывал то тощие стволы березок, то обросшие мхом камни полигона.

– А не кинет он нас, товарищ подполковник? – спросил лейтенант. – У генералов такое в крови.

– В смысле – потом и сдаст? Какой ему резон? – вопросом на вопрос ответил особист.

– Я не об этом. Ведь мог пообещать, а потом даст мне не трехкомнатную, а полуторку. И вам дом меньшей площади.

– Дурак ты, лейтенант, – ухмыльнулся Островец. – Ведь не только мы от него, но и он от нас теперь зависит.

– Ваши слова да богу бы в уши, – вздохнул лейтенант.

«УАЗ» переваливался на колдобинах, и оттого казалось, что мертвые тела оживают. То слышался какой-то глухой удар, то начинал хрустеть полиэтилен, будто мертвец пытался выбраться из своего пластикового кокона. Лейтенант вздрагивал и боязливо поглядывал в зеркальце заднего вида, укрепленного над боковым стеклом.