Владимир Колычев - Бригадир. Не будет вам мира

Феликс не выдержал удара, согнулся в поясе и тут же уткнулся носом в загаженный постамент. И опомниться не успел, как остался без штанов. А потом начался сразу седьмой круг ада…

Пальцы у Кости сильные, но при этом такие мягкие и приятные, что сладко закружилась голова.

– Что ты делаешь? – закрывая глаза, спросила Катя.

– Ты устала, тебе нужно расслабиться…

Она сидела за столом, штудировала лекцию по гражданскому праву, а Костя подошел сзади, стал массировать плечи. И это было так приятно, что учеба вмиг отошла на второй план, если не на третий. А ведь ей надо заниматься. Она и без того много пропустила. И еще пропустит, когда начнутся гастроли.

– Небольшой сеанс релаксации. Или ты против?

– Нет. Просто я знаю, чем этот сеанс может закончиться…

Казалось бы, после того, что с ней случилось, о сексе она должна была думать как о чем-то грязном и мерзком. Но не тут-то было. Костя заставил ее почувствовать себя настоящей женщиной. И она так счастлива с ним.

И еще Катя рада тому, что Костя теперь всегда с ней. Она могла вернуться на сцену только из-за того, что Спартак назначил его к ней администратором. И вернулась. Завтра у нее встреча с Валерьевым. А сегодня она действительно может расслабиться в сильных, но мягких мужских объятиях. И пусть Костя расстегивает пуговицы на ее блузке, пусть… Телевизор бы выключить. Или хотя бы на музыкальный канал переключиться. Но как это сделать, если уже нет сил даже на разговоры…

«По решению Замоскворецкого районного суда господин Красницкий выпущен под залог…»

Но ненавистная фамилия, прозвучавшая в эфире, вернула ей способность и говорить, и двигаться. Да и Костя все услышал и, глядя на экран телевизора, неторопливо стал застегивать пуговицы на ее блузке. И она восприняла это как должное.

– Этого козла отпустили? – возмутилась она, глядя на Красницкого, который в окружении телохранителей шел к своей машине.

– Он больше на петуха похож, – хмыкнул Костя.

Красницкий выглядел ужасно. Такое впечатление, что черти на нем танцевали. Взгляд потухший, круги под глазами, щеки впалые. И снаружи он исхудал, и изнутри высох. Но почему именно петух?

– Почему его выпустили?

– Потому что у него деньги. Очень большие деньги. И связи на самых верхах. Сначала под залог выпустят, потом и дело развалят…

– А как же я? Он должен быть наказан!

– Поверь, он уже хлебнул дерьма. Лет на сто вперед. Твой брат постарался…

– Да, но теперь я спать спокойно не смогу.

– Даже со мной?

– Ну, если только с тобой… Ты же меня никогда не бросишь?

– Даже не надейся…

Действительно, ей с Костей будет гораздо спокойней, чем без него. С ним никакой Красницкий не страшен. Лишь бы только он не исчез из ее жизни. Но ведь этого не случится. Он любит ее, он сам ей об этом говорил. Так что можно спать спокойно. И только с ним…

Феликс жадно тянул одну сигарету за другой. Он в своем офисе, в своем кабинете, но его до сих пор трясет от страха. Тюремный ужас не отпускает его.

Надо что-то делать. Надо найти специалиста по психогенному воздействию, пусть он вытравит из сознания эти кошмарные воспоминания. Чтобы он не просыпался в холодном поту, обнаружив себя в объятиях десятка потных мужиков. А ведь это было не только во сне, его втаптывали в грязь наяву. Изо дня в день и чем попало. И тюремное начальство даже не пыталось приструнить насильников. Как же он ненавидит Спартака! Как же он ненавидит эту злопамятную тварь!

Ничего, он обязательно что-нибудь придумает. Он еще спляшет на похоронах этого ублюдка!

И еще с Клинчем надо разобраться. Эта уголовная рожа звонила ему, требовала обещанные пять миллионов долларов. И ясно, что просто так бандиты не отступят…

Мягко запиликал интерком, и Красницкий вздрогнул от неожиданности. Казалось бы, что здесь такого? Он же в кабинете у себя, а не в тюремной камере. И это не будильник, напоминающий об очередности. Два часа он в рабстве у Бузыки, за ним следует Шмяк, после – громила Децибел… Нервы, нервы.

– Феликс Михайлович, на проводе Никонов, – приятным голосом сообщила секретарша.

Никон?!.. А разве сейчас его очередь? Но ведь его и в камере-то не было…

Красницкому вдруг показалось, что он сходит с ума.

Телефонную трубку он снял с рычагов трясущейся рукой.

– Ну, здравствуй, Фелиция. Так тебя, кажется, зовут? – с презрительной насмешкой спросил Спартак.

– Мразь! Какая же ты мразь! – зашипел на него Феликс.