Александр Белов - Похищение Европы

Ольга уже ждала его; она открыла изнутри окно и стояла рядом, тихонько хлопая в ладоши от радости. Дмитрий забрался в палату и поискал, где бы ему оставить конверт с запиской и деньгами. Наконец решил, что лучшего места не найти, и засунул его за раму, обрамлявшую холст. Потом он связал Ольгины запястья полотенцем и продел свою голову и правую руку в образовавшееся кольцо: теперь он был спокоен — Ольга не упадет.

— Уходим! — прошептал ей Шмидт на ухо и не удержался — поцеловал Ольгу в нежную ароматную шею.

Он крепко обхватил веревку и стал спускаться. Через пару секунд они уже стояли на асфальтированной дорожке, идущей вдоль всего здания клиники. Шмидт развязал Ольге руки, аккуратно сложил полотенце (все-таки — казенное имущество) и положил его на дорожку. Веревку и «кошку» он оставил висеть на крыше. У кирпичного забора Шмидт встал на четвереньки и скомандовал:

— Полезай мне на спину!

Ольга взобралась на него. Дмитрий медленно выпрямился, и Ольга оказалась на заборе. Шмидт подпрыгнул, подтянулся, перекинул мускулистое тело через ограду.

Вся операция заняла не больше двух минут. Исчезновения пациентки, похоже, никто не заметил, и Шмидт подумал, что, если они потратят несколько секунд на поцелуи, ничего страшного не случится.

Они так и поступили: сидели на заборе и целовались. Потом Шмидт спустился сам и бережно принял Ольгу.

Он сел за руль, снял маску и спросил:

— Теперь куда?

— Знаешь, — ответила Ольга, — Европе хочется на край света. Думаю, Камчатка подойдет.

— Камчатка? — у Шмидта упало сердце. Он резко повернулся на сиденье и посмотрел Ольге в глаза. — Скажи честно, тебе по-прежнему нужен Белов?

— Дурачок, — ласково сказала Ольга. — Мне нужен ты. А мы нужны Саше. Разве не для этого существуют друзья?

— Хорошо, — согласился Шмидт. — Поехали в аэропорт.

Выждав десять минут, доктор Наршак прошел в палату. Он достал из-за рамы конверт, прочитал записку и вызвал охранника, чтобы убрал веревку, пока ее не заметили другие пациенты. Мудрый врач догадывался, к чему все идет, иначе зачем Ольга вчера вечером просила вернуть ей паспорт?

— Ладно, — сказал Наршак. — По крайней мере, кодировать не придется — она сама нашла себе занятие. — Он посмотрел на холст и подмигнул. — Что скажешь? Украл Европу?

Темно-рыжий бык на картине хранил молчание.

Князь был точен. Спустя ровно два часа, как он и обещал, перед особняком затормозили все те же два черных джипа. Открылась дверца, и на гравийную дорожку ступил Князь. А затем… Белов отказывался верить своим глазам — из машины вылез его двойник. Точная копия Князя — худой, высокий, жилистый, с густой седой шевелюрой. Правда, в отличие от оригинала он немного сутулился и одет был чуть похуже. Даже нет, не похуже — подешевле; наметанным глазом завсегдатая дорогих магазинов Белов сразу оценил, что рубашка, брюки и туфли Князя стоят раз в десять больше, чем такой же наряд его двойника. Саша встретил обоих на крыльце особняка. Он пожал Князю руку и повернулся к другому мужчине.

— Кондрашов, Виталий Сергеевич, — представился тот.

— А я — Хусточкин, Алексей Семенович, — вдруг сказал Князь.

— Белов, Александр Николаевич, — завершил процедуру знакомства Саша.

Столы в центральном зале были сдвинуты на середину. Федор, Ватсон и уже успевшие вернуться из города Витек с Любочкой хлопотали, расстилая хрустящие скатерти и расставляя тарелки. Лайза отдыхала наверху, в своей комнате. Плов действительно удался на славу.

Как только все приступили к трапезе, Федор на пять минут оказался в центре общего внимания. Услышав очередную похвалу, он церемонно раскланивался, но на Кондрашова смотрел, настороженно, словно опасался, что тот вот-вот растает в воздухе, оставив после себя лишь несколько капель холодной росы.

Однако Виталий Сергеевич при дневном свете вовсе не походил на призрака. Он с удовольствием выпил рюмку водки, закусил и принялся за главное блюдо — плов, не забывая при этом нахваливать повара. У Лукина немного отлегло от сердца. Он тоже выпил водки и смягчился.

Когда мужчины наелись, подобрели, расстегнули верхние пуговицы на рубашках и ослабили ремни, они стали готовы не только говорить, но и слушать собеседника.

— Николай Васильевич Митрофанов был моим прадедом, — заметно волнуясь, сказал высокий худой мужчина с копной седых волос. Он посмотрел на сидевшего рядом Князя и уточнил: — Точнее, он был нашим прадедом.