Александр Белов - Похищение Европы

— Ладно уж, сам виноват. Спасибо, что не убили.

Боец поискал глазами равного себе и безошибочно обратился к Витьку:

— Брат, у вас на дереве — кукушка. Мы ее снимем, но ты тоже не зевай.

Они вместе со Злобиным вышли на крыльцо, парень ткнул пальцем в сторону раскидистого дуба.

— Сечешь?

Между густых ветвей мелькнул солнечный зайчик. Витек сжал кулаки, но парень его успокоил.

— Не напрягайся, сделаем. Мусорить не будем. А за этим, — он показал на Федора, — присматривай. Какой-то он… блаженный.

Многолитровые двигатели ровно зарокотали. Князь и его свита сели в черные джипы и уехали.

Белов стоял и думал о новом союзнике. Но еще больше его беспокоило предупреждение Князя — о тайном и могущественном враге.

Злобин мерил шагами крыльцо, ругаясь на себя за то, что он опять — уже дважды за этот день! — лопухнулся, не заметив скрытого наблюдения за особняком.

Ватсон сбегал в соседнюю комнату за походным чемоданчиком, где хранил медикаменты, и подошел к Федору.

— Горе ты мое! Луковое-лукинское! И как это тебя угораздило?

Федор с трудом раздвинул разбитые губы:

— А долго ли нам? Умеючи-то?

Фотограф дощелкивал третью кассету. Руки приятно дрожали. Еще бы — ему удалось в первый же день снять на пленку, как Белов пожимает руку седоволосому мужчине. Кто этот мужчина, фотограф не знал, но прекрасно понимал, что не тот, с кем позволительно встречаться кандидату в губернаторы. Он нутром чуял — есть компромат! Отличный компромат!

Зная по собственному богатому опыту, что долго в укрытии задерживаться не стоит, он уже хотел слезть с дерева, как вдруг услышал еще один щелчок. Тоже — затвора, но не любимого «Никона».

Папарацци посмотрел вниз. Там, у подножия толстого ствола, стоял типичный браток и улыбался. Улыбка его как бы существовала отдельно от него, как у Чеширского кота, но вот черный глаз «Макарова», не мигая, смотрел фотографу прямо в лоб. И в одноглазом взгляде пистолета не было ни тени доброжелательности.

— Сам слезешь, пока не стал инвалидом, — нараспев спросил парень, — или тебе помочь? Корреспондент был тертый калач, он знал, что постоянное ношение оружия вызывает у людей повышенную нервозность и лишние фразы вроде: «А в чем, собственно, дело?» могут только ухудшить ситуацию. Фотограф, не вступая в пустые пререкания, повесил «Никон» на шею и стал спускаться. Когда до земли оставалось метра два, он немного задержался и бросил незаметный, как ему показалось, взгляд на окрестности. Папарацци прикидывал, успеет ли он спрыгнуть и добежать до ближайших кустов.

Парень будто прочел его мысли. Он расплылся в широкой улыбке — так, что глаза превратились в узкие щелочки.

— Хорошо бегаешь? — спросил браток ласково. — А я и не против. Беги, все равно пуля догонит.

Фотограф еще раз все хорошенько прикинул и пришел к выводу, что лучше не испытывать судьбу.

— И в мыслях не было, — мрачно сказал он, примерился и спрыгнул на землю. — Видишь, стою на месте. — Для убедительности он поднял руки вверх.

Парень одобрительно кивнул. Он весь лучился от счастья, как Мальчиш-Плохиш, только что съевший ящик печенья и бочку варенья. Браток убрал пистолет в карман и подошел к фотографу. Дальнейшее произошло настолько стремительно, что папарацци даже не успел среагировать. Ему показалось, будто нагретый солнцем воздух слегка всколыхнулся, и через мгновение он ощутил сильнейшую боль в паху, самом чувствительном месте у мужчин. Фотограф взвыл от боли, но парень лишь сильнее сжал стальные пальцы — будто закручивал тиски. Папарацци встал на цыпочки и замер, боясь пошевелиться.

— Пожалуйста, очень тебя прошу, покажи мне документы, если есть, конечно, — браток говорил так вежливо, что отказать было невозможно.

Кончиками пальцев папарацци вытащил из нагрудного кармана права и доверенность на «мазду».

— Большое спасибо, — поблагодарил парень и принялся внимательно изучать пластиковую карточку прав. — Ой! — говорил он. — Ой-ой! Ой-ой-ой! Смотри-ка, что здесь написано! Место регистрации — город Москва. А к нам-то тебя каким ветром занесло, дружок?

Еще одно легкое движение пальцев — словно бы он катал в ладони медные шарики — и фотографу захотелось рассказать этому человеку все, поведать самую подробную историю своей жизни, не упустив ни одной мелочи.

— Я… оу-у-у… я… — Но рассказ почему-то не получался. Выходило сбивчиво и путано.

— Ты полез на дерево подглядывать за бабами! — Сделал вид, что догадался, браток. — Ты — извращенец? Любишь мастурбировать на ветке? По-моему, это нехорошо. Как думаешь?