Александр Граков - Охота на крутых

– Ему повезло, – мрачно процедил Михай.

– Теперь и я того же мнения! – оценил его фигуру Владислав. – Ну что, еще по одной и пойдем, поговорите с ней?

– Знаете что? – Михай поднялся. – Мне бы только ваше разрешение, а я бы...

– Все понял, нон проблем. Ваня, я сейчас вернусь. У меня ведь сегодня выходной, просто утром вышел прогуляться и заодно навестить пациентку, – объяснил он Михаю уже на пороге больницы. – Только вы ненадолго, она очень слаба.

... Огромные глаза Олеси смотрели на него с таким ожиданием и невысказанной нежностью, что Михай с ходу осторожно приник к ее губам. Отстранился и увидел две слезы, прокладывающие по щекам дорожки из уголков глаз.

– Ну что ты, что ты, Леська, милая?! Все хорошо, что хорошо оканчивается!

– Я так тебя ждала, Михай‑Мишенька! И верила, что придешь!

– А откуда такая уверенность? – пошутил Михай.

– Ну... ведь ты же недосказал историю о друге, – схитрила Олеся. – А у меня, наверное, теперь будет достаточно времени, чтобы выслушать ее всю до конца.

– Более чем достаточно! – вмешался стоящий в двери хирург. – Недельки три я вас здесь подержу – это точно. А пока – пошли, пошли,– заторопил он Михая. – Сдал я вам ее отремонтированную, все на своих местах – убедились, надеюсь, за мое кратковременное отсутствие, а теперь – пошли, зайдете завтра – сейчас ей глюкозу будут вливать.

– А читать ей можно?

– Не возбраняется – в умеренных дозах.

– Олесь, мы по пути к Ивану заскочили... я еще там, в гостинице хотел... в общем, спрячь пока, потом почитаешь, на сон грядущий. А я завтра приду обязательно. – Михай сунул ей под подушку пухлую общую тетрадь, затем обернулся и посмотрел на Владислава. Тот понял и отступил в коридор, захлопнул дверь. Михай наклонился к Олесе и... горячие руки обвили его шею, а ее губы приникли к его. Поцелуй получился затяжным. Михай чуть не задохнулся.

– Ты что делаешь, швы разойдутся!

– Да я выздоровела, как только ты в палату вошел. Уходи сейчас же, не то я разревусь как корова!

– До завтра! – Михай весело выкатился за дверь.

Вечером Олеся достала из‑под подушки тетрадь, открыла ее. Первых страниц не было, записи начинались с пронумерованной двадцать второй.

«... Причину самоубийства Насти мне объяснил знакомый официант из «Туриста». С тех пор я и начал «волчатничать»: после службы, в свободное время, прогуливался вечерами и ночами по городу. И первым, кого я отловил, был младший Гальчевский, когда он вышел подышать свежим воздухом с проституткой. Я подстерег его за рестораном... Позже я читал Костино объяснение в органы внутренних дел: «Из темноты появился неизвестный, сильно ударил меня по голове ногой. Я упал. Он сказал моей подруге: «Вали отсюда, шкорка!» – а дальше бил ногами куда попало, в основном по груди, животу и половым органам. Затем взял меня за избитые органы, поставил на колени и полил мне голову своей мочой, сказав, что я – «чмо»...

Гальчевский три месяца провалялся в больнице, излечивая переломы – открытые и закрытые, а его папашка перевернул вверх дном весь городок, затем вывернул его наизнанку. Было одно только место, которое не догадался перетрясти, – ГУВД...

Несколько раз потерпевшие от меня «крутые» пытались скооперироваться, чтобы наказать «волка» из темноты. Но делали это так нелепо, что было просто смешно наблюдать, как их «шестерки» пытались за кем‑то следить или хватали в темноте одиноких бомжей‑алкашей. Зато я их отслеживал! Очередной из пострадавших обратился даже к нашему с Борькой патрулю:

– Ребята, найдите! Я классно заплачу! Найдите мне эту тварь, он же где‑то рядом ошивается, гад!

В помощи «заказчику» было вежливо отказано. Борька, может быть, где‑то краешком ума все же подозревал о моих похождениях, но, также зная мой взрывной характер, предпочитал молчать, ожидая, когда я все расскажу сам. Я тоже молчал пока, памятуя, что одному выпутываться во много раз легче, чем группой.

Через полгода, весной 84‑го, меня и Борьку вызвал к себе комбат ППС, старый служака:

– Сынки, кто это так «шутит» на вашем объекте? Показатели преступности падают – это хорошо, но резко увеличилось число нападений на граждан за территориями гостиницы и ресторана. И что это за «волк»? Не ты ли, Веснин, из ума выжил? А может, твой напарник по молодости лет дурит?

«Сынки» молчали. Все закончилось тем, что в мае меня перебросили в Октябрьский РОВД на скучную работу – сидеть в «дежурке». Видимо, от расстройства чувств я в том же году поступил в Донецкую средне‑специальную школу милиции, где и проучился до 1988 года. Заочная учеба хоть как‑то отвлекала от серости будней службы по охране бомжей и алкашей в «обезьяннике» – комнате, где вместо стен – решетки. Еще была у меня тогда мечта – получив лейтенантские погоны и должность оперуполномоченного, дать жару «крутым» на всю катушку.