Александр Граков - Охота на крутых

– Нет не все, козел! – Иван Николаевич поднял его с пола рывком за волосы и защелкнул на руках наручники. – При таком количестве свидетелей тебе не помогут теперь ни твой папашка, ни сам Господь Бог – живо намажут лоб зеленкой. Ты сам сегодня, дружок, подписал себе расстрельную статью. Дошло до тебя наконец, подонок?

Кажется, начало доходить! Костик вдруг упал на колени прямо в лужу Настиной крови и, протягивая к ней скованные наручниками руки, завопил:

– Настенька, родная! Ведь ты же знаешь, как я тебя люблю! Я женюсь на тебе, Христом‑Богом перед всеми клянусь – женюсь! Умоляю, спаси меня, не подводи под расстрел! Услышав слово «расстрел», Настя оторвалась от груди сестры и бросилась к Косте, охватив его голову руками:

– Нет, только не это, слышите! Я люблю его, люблю! Я сама... сама... по своей воле согласилась! Он не насиловал меня! Он меня любит!

Иван Николаевич понял, что вновь проигрывает в битве добра со злом. Он пытался оттащить Настю:

– Подумай хорошо, какое говно ты спасаешь! Нет в нем ни грамма любви ни к кому. Лишь себя он любит и ценит, и свою шкуру. Он никогда не женится на тебе. А если и женится... Хочешь, я нарисую картину вашей супружеской жизни: ты всегда будешь для него лишь рабой, подстилкой. Постоянные побои вместо поцелуев будут скрашивать серые будни твоей жизни. Он будет спать с тобой лишь по пьянке, а переспав, безо всякой жалости и совести передавать своим пьяным дружкам. А сам уйдет к очередной любовнице. Устраивает тебя такая жизнь, говори, устраивает?! – орал он ей в лицо, теребя Настю, как тряпичную куклу. Она же, закрыв глаза, твердила по‑прежнему:

– Я сама... сама ему отдалась. По согласию!

Иван Николаевич глубоко вздохнул, задержал воздух, выдохнул. Затем твердо и спокойно спросил: – Ты хорошо подумала? В здравом уме и ясной памяти? Настя, не открывая глаз, утвердительно закивала.

– И все‑таки придется составить протокол с места происшествия! Прошу двоих свидетелей проехать с нами в горотдел.

Услышав шум за спиной, он оглянулся и увидел спины торопившихся покинуть туалет людей. Вскоре они остались впятером: Костя в наручниках, Настя, он, Игорь и невеста в подвенечном платье – Настина сестра.

Такой поворот событий вполне устроил Гальчевского. Победоносно осклабившись, он протянул скованные руки вперед: – Снимай «браслеты», ментяра!

– Сейчас! – Иван Николаевич разомкнул железки. Продолжая ухмыляться, Костя потер запястья и открыл было рот, чтобы снова выдать какую‑нибудь гадость. Жесткий удар коленом в промежность лишил его этого удовольствия. Он взвыл и начал приседать. Младший лейтенант ухватил его за волосы сзади, сунул с размаху мордой в унитаз, а другой рукой спустил воду. Продолжая периодически окунать голову сынка полковника в унитаз, он приговаривал:

– Жри, сволочь, дерьмо к дерьму – будет куча дерьма! Это тебе за бывшее и за будущее!

Выпустив наконец свою жертву, он обернулся к Игорю: – Пошли отсюда! Наше дежурство, кажется, закончилось. Без происшествий.

Они повернулись спиной к остающимся в туалете, поэтому не могли видеть, каким откровенно ненавидящим взглядом из‑под разбитого лба проводил их младший Гальчевский...

А через три дня Ивана Николаевича не стало. Игорь знал, как опасна их служба, предполагал даже, что рано или поздно это может случиться с любым сотрудником горотдела. С любым... Но только не с Иваном Николаевичем. Слишком научен жизнью был старый опер, слишком хитер и изворотлив, чтобы просто так отдаться костлявой. Обхитрила, однако, она его... Этот вечер в «Туристе» начался тихо‑мирно: банкетный зал впервые за месяц пустовал, посетители попались пристойные, не гонористые. Даже музыка звучала особо мирно: нежный блюз сменяло спокойное танго. Так он прошел, этот вечер, до самого закрытия ресторана. И, может быть, впервые за столько времени видел Игорь на обычно жестковатом лице младшего лейтенанта оживление, когда они вышли из душного фойе на свежий воздух улицы.

– Сейчас приду домой, спокойно почитаю газетку и как завалюсь под теплый бочок своей половины! – мечтательно потянулся Иван Николаевич и вдруг насторожился, резко опустил руки. Из темноты под яркий свет неоновой вывески ворвалась девушка в разодранном на плече платье со спутанными волосами и размазанной по лицу косметикой так, что невозможно даже было понять – красивая или уродина. Она с ходу вцепилась в их рукава;

– Слава Богу! Это вы! Помогите! Пожалуйста!

– В чем дело, гражданочка? – Иван Николаевич осторожно оторвал ее пальцы.