Федор Зуев - Обреченные на месть

На Нижнюю Масловку я мчался на автопилоте почти по безлюдным притихшим улицам. Бросив машину у подъезда, не дожидаясь лифта, взбежал на пятый этаж. Распахнув дверь, издали увидел ярко-красный, кровавый мигающий глазок телефона и дрожащей рукой включил автоответчик. В фонившей трубке среди криков и шума услышал донесшийся до меня спутниковой связью хрипло-сдавленный голос Алекса: «Слава, прощай, мы все погибаем. Лины больше нет. Мы были вместе в офисе… Бог покарал нас за эти деньги… Прощай и прости. Если моя воля будет что-нибудь значить, потрать все эти проклятые деньги на добрые дела… Я задыхаюсь, стоя на карнизе окна…»

Долгий писклявый зуммер навсегда отрезал меня от людей, которые так неожиданно ворвались в мою жизнь и уже успели стать мне родными.

Я тихо опустил трубку на рычаг телефона… Мчавшись домой, я надеялся, я так надеялся!!! Сейчас услышу в трубке голос Лины, с ней все в порядке… «Ну не может быть, чтобы она попала в эту беду! Этого не может быть!!!» — говорил я себе на бегу. И вот теперь… Я не мог этого осознать! Какое-то время я стоял, потеряв способность двигаться. Еле передвигая налитыми свинцом ногами, побрел я на кухню. В холодильнике лежала оставленная мне Алексом заиндевелая литровая бутылка канадского виски «Сиграме Во». Стены давили на меня тюремной камерной одиночкой, я наливал и пил, не разбавляя, ледяную обжигающую жидкость. Медленно и вязко откуда-то исподволь подкралась нирвана. Последнее, что я услышал, была захлопнувшаяся входная дверь квартиры, дальше — абсолютная жуткая черная пустота…

…Где-то изнурительно и нудно гудела сирена, то ли милицейская, то ли «скорой помощи», за ней вклинивался звонок трамвая. В следующий раз раздалась какая-то знакомая музыкальная мелодия. Затем опять долгая липкая тишина. А позже среди ночной темноты меня окончательно разбудил телефонный звонок.

Я очнулся там же, на кухне, на узком топчане-уголке у почти пустой бутылки из-под виски и кучи окурков в пепельнице. При виде всего этого волна тошноты швырнула меня с узкого ложа. В три прыжка я долетел до унитаза и выплеснул содержимое желудка вместе с желчью. Вернувшись на кухню и выпив чашку холодного черного чая, я повторил свой вояж к «министру». Затем, сбросив с себя на пол прокуренную и пропотевшую одежду, встал под контрастный освежающий душ.

Еще в ванной услышал навязчивый телефонный звонок и, наскоро обвязавшись полотенцем, поспешил к аппарату. На противоположном конце провода прозвучал незнакомый голос с легким, как мне показалось, кавказским акцентом:

— Ну что, джигит, досталось тебе Геля?

— Какая Геля? — тупо переспросил я.

— Ангелина, урод ты фартожопый.

— Для меня она была Линой, — наливаясь белой яростью, бросил я в трубку.

— Вот именно — была! Если бы не ты, сука, она бы жила и здравствовала до сих пор и купалась бы в роскоши, как золотая рыбка в хрустальном фонтане.

— Ну а ты, видимо, был бы хозяином этого фонтана из долларов, отнятых у ее дяди и отца?

— Правильно мыслишь. Но мне не повезло, и ты в этом виноват!

— Ну что еще ты хочешь мне сказать из того, что я не слышал в своей жизни? — крикнул я в трубку.

— Короче, я вижу, ты борзый по телефону травить. Если ты мужчина, давай забьем стрелку один на один. Я хочу посмотреть в твои наглые глаза.

— Я готов. Когда и где?

— Завтра в четыре часа дня на заправке у развилки перед въездом на дорогу, ведущую на домодедовское кладбище.

— Хорошо, буду, — бросил я и вырвал вилку телефона из сети.

Стенные часы показывали половину двенадцатого ночи.

В бутылке оставалось еще на два пальца виски. Выплеснув его в стакан и бросив лед, добавил чайной заварки один к одному и выдавил пол-лимона вместе с косточками и цедрой, после чего залпом выпил проверенное лекарство. Тошноты не последовало, и я почувствовал, как кровь от головы медленно отступала к сердцу.

Проснулся я рано утром, чувство необходимости завершения огромного важного дела не покидало меня. Я видел неизбежность последнего фатального шага и, как приговоренный к смерти, тщательно готовился к финальному действию затянувшейся драмы. Выбора у меня не было, как не было и страха. Ощущение бесконечной вселенской пустоты не покидало меня.

Достав с антресолей привезенную сюда из моей квартиры в Люблино свою старую ижевскую двустволку двенадцатого калибра, из которой в Заполярье был набит не один десяток гусей и уток, я внимательно осмотрел и проверил ее. Оставались и патроны в фабричных картонных гильзах. Вскрыв несколько патронов с мелкой дробью, высыпал ее в жестяную коробочку из-под чая. Затем поставил жестянку вместе с содержимым на газовую конфорку и включил слабый газ. Приготовив две формочки для крупных пуль, подождал, когда расплавится свинец, и аккуратно залил его в формы медвежьих пуль. Остывшие свинцовые пули получились неровными, с раковинами и шероховатыми заусенцами, и я каждую тщательно обкатал между двумя чугунными сковородками, дном меньшей катая круглый шарик свинца в большой сковороде. Наконец, две почти идеальные свинцовые пули примерил в металлические гильзы 12-го калибра, после чего начал готовить патроны. Пересыпал порох из картонных гильз в латунные, увеличил его количество в полтора раза и запыжевал. И затем большие медвежьи пули удобно, как жильцы в собственный дом, вошли в приготовленные для них гильзы, после чего я закрыл за ними «дверь» внешним пыжом. Выбрав капсюли, я вставил их в гнездо. Готовые патроны приятно-тяжело грелись на моей ладони.