Сергей Зверев - Здесь стреляют только в спину

Усталость гнула. Хотелось упасть в воду и никогда не подниматься. «Я не буду ничего делать, – шептала Невзгода, – пока не высплюсь и не съем слона...» Я вторила ей, жалобно перечисляя мнимые и реальные болячки, решительно не позволяющие участвовать в возведении плавсредства. Но мужики не умолялись. «Спать будем на плоту, – без тени жалости заявил скотина Борька. – Но учтите, дорогие дамы, – кто не работает, тот не плывет. Предлагаю окунуться в реку – это снимет усталость. Не кривись, ласточка, река – дерьмо, согласен, но это экологически чистое дерьмо, без вредных примесей солей и металлов». – «Мужчины моются первыми, – добавил Турченко, – а вы идете в лес подбирать материал. Потом будете мыться, а мы – делать вид, что не подглядываем».

В итоге нам разрешили помыться первыми. Я сделала при этом два неприятных открытия. Первое – я стесняюсь Невзгоду; второе – Невзгода стесняется меня. Словно кто-то из нас – мужик. Мы нормально с ней общались, иногда улыбались, но неприятное ощущение не проходило. Причину этой зажатости определить было невозможно. Мы мылись в нижнем белье (мое французское со временем стало хуже нашего) – очень быстро и «отсель досель», стараясь не смотреть друг на друга. Я обнаружила еще одну неприятную штуку – от беспрестанного употребления репеллента кожа на лице стала сохнуть, шелушиться и кое-где уже потрескалась.

Невзгода поняла меня с одной гримасы.

– Возьми, – она протянула мне детский крем «Василек» на ромашках. – Не смотри, что в России делали, очень хорошо помогает.

Я не стала отказываться. Иногда от раздражающих болячек спасают самые неожиданные средства – в этом нет ничего абсурдного.

Пока мужики хлюпались в тине, я выстругала из тальника свистульку, спряталась в траве и принялась завлекать их монотонным факирским свистом. Первым на мои заманивания повелся Борька. В одной руке он держал трофейный топорик, другой застегивал штаны. Однако прошел почему-то мимо, целеустремленно глядя вдаль. За ним протащились Сташевич с Турченко. Последний небрежно покосился.

– Иди на берег, факир, верфь готовь. А потом к нам – будете бревна носить.

Дело двигалось очень медленно. Мы вышли на Ханангу без четверти восемь вечера и практически до часа пополуночи возились с плотом. Мужики посчитали, что халтурно получится само собой, поэтому делать надо качественно. Они бродили по прибрежному лесу, выискивая молодые сосенки, сантиметров десяти-пятнадцати в обхвате, и безжалостно их рубили. Мы с Невзгодой оттаскивали бревна на берег, где укладывали в ряд, точно покойников, чередуя тонкие и толстые концы. Когда количество бревен достигло тридцати, мужики сказали «ша». Началось самое непостижимое – увязка. Похоже, в прежней жизни никто из них строительством плотов не занимался. Оставались отрывочные воспоминания о босоногом детстве: когда-то, с пацанами с соседних дач... Но плотики их детства были маленькими, примитивными, а под рукой всегда имелся молоток с гвоздями. Сошлись на грубом решении: три бревна перпендикулярно настилу, и каждое бревно из последнего притягивается к поперечине. «Прекрасно, что у нас не одна веревка, а много маленьких, – прочел мини-лекцию Турченко. – Когда ослабнет одна, остальные будут держать, и плот какое-то время не развалится. До Магалая доплывем, дальше – не знаю».

Получилась кривобокая конструкция размером три на три. Не знаю, что сказал бы Тур Хейердал, увидев это произведение, но, думаю, он бы не обрадовался. Однако плот не рассыпался, держался на воде и в принципе всех нас выдерживал, невзирая на приличную усадку. Спас тальник – в связи с ограниченным количеством увязочного материала в ход пошли молодые побеги. Их переплетали косичками, образуя прочные связки метровой длины. «Нормально, – вынес вердикт Борька. – Какие сами, такие и сани». Сход со «стапелей» ознаменовался дружным вздохом облегчения. Сверху набросали еловых лап, подсыпали песочку. Садились по одному, на корточках пробираясь к середине. Сжимались и старались не шевелиться. Последним, утопив правый борт, вскарабкался Сташевич с длинным багром, который нарек заводней («Заводня применяется на лесосплаве», – осторожно заметил Турченко. – «А мы где?» – резонно фыркнул Сташевич).

– С богом, коллеги?

Расставив ноги, он отпихнул плот от берега. Плавно покачиваясь, сомнительная конструкция вышла из заводи и стала втягиваться на стремнину. Неужели поплыли?

– Ты неси меня, река-а-а... – растягивая гласные, несмело, как бы приглашая к сотрудничеству, пропел Борька.