Станислав Гагарин - Страшный суд

Но если бы марксисты сегодня же пришли к убеждению, что в котле нашей современной парламентской демократии каким-то образом выкристаллизовалось большинство, имеющее намерение воспользоваться собственными законными правами большинства против марксизма, то вы можете быть уверены, что всей парламентской комедии тут же моментально был бы положен конец.

В пять минут десятого утра, в момент первого подземного толчка, машинист электровоза Московского метрополитена, сорокалетний Иван Андреевич Кислов вел пассажирский состав на перегоне Баррикадная — Площадь Пушкина.

Внезапно погасли мощные фары локомотива, разрезавшие темень подземного туннеля. Машинист попросту не успел вздрогнуть от страха, подумал о том, что вот-вот произойдет переключение на запасную систему, она предусмотрена правилами эксплуатации метрополитена, до изумительности надежного вида транспорта, особенно в Москве, где строил метро Железный Нарком, известный в миру как Лазарь Каганович, но тут же ощутил, как тряхнуло кабину.

Иван Андреевич не знал, что искривившийся рельс бросил его мчащийся вагон вправо, на соседний путь, по которому мчался навстречу товарищ по локомотивному депо, его ученик, недавно состоявший при нем в помощниках Коля Хайдаров, правнук московского дворника, пришедшего в столицу на заработки с волжского побережья.

Николай с его мгновенной реакцией, хотя и его мчащаяся к смерти машина в одночасье ослепла, успел включить экстренное торможение, но судьбы учителя и ученика, десятков и сотен пассажиров, что мчались у них за спинами, уже пресеклись, и сами машинисты не успели даже подумать о близких, оценить ситуацию, проникнуть мыслями в суть случившегося до того, как чудовищным столкновением двух поездов оба они были мгновенно расплющены и умерли в один и тот же миг.

Когда в подземельях гигантского и архисложного лабиринта Московского метрополитена разом погас свет и ужасная тьма поглотила в одночасье сотни тысяч застигнутых землетрясением пассажиров, отчаянье их было настолько ужасным, что отрицательные эмоции, непередаваемый словами страх, полное отсутствие каких-либо соображений по поводу того, что делать, заполнившая сознание паника были настолько глобальными, что казалось, будто взбудораженная и разрушенная подземными толчками верхняяМосква, едва успокоившись после первого удара, теперь шевелится от всплесков негативной энергии Москвы нижней.

Те пассажиры, которые оказались в столкнувшихся поездах, налетевших друг на друга, сошедших с искривившихся или разорванных рельсов, ударившихся о бетонные блоки, упавшие из оболочки туннелей, те несчастные погибли сразу, а раненые стонали и вопили от ужаса в мертвых, застрявших под землей голубых вагонах.

Люди, стоявшие в момент удара на перронах, метались, сталкиваясь друг с другом в кромешной тьме, сшибали тех, кто послабее, многие падали с перрона на обесточенные рельсы и брели, потеряв направление, в не видимые ими туннельные жерла, уходя все дальше и дальше от спасительного выхода на поверхность.

В лучшем положении оказались те, кто спускался или поднимался на эскалаторах. Двигающиеся лестницы тотчас же остановились, едва прекратилась подача электроэнергии. К несчастью, ряд наклонных шахт, увлекающих пассажиров в преисподнюю, тут же завалился, обрушив на бедолаг огромные куски бетона, из которого сооружались округлые стенки. Но и в этих случаях погибли далеко не все, кто находился в роковой момент на эскалаторах.

И, повинуясь чувству самосохранения, люди метнулись наверх, к тому призрачному свету, который указывал им путь к спасению.

В глубоких шахтах свет не был виден, разве что с верхних застывших ступеней, но люди хорошо осознавали, где верх, а где низ, и стремглав, что есть сил карабкались по эскалаторам к жизни.

Но и там, в конце эскалатора, их ждали, мягко говоря, сюрпризы. Многие подземные вестибюли станций безнадежно рухнули и загромоздили обломками выходы на свободу. Но здесь было хоть как-то светло, утренний свет солнечного и такого еще минуты назад безмятежного дня протекал между обломков и указывал куда и как необходимо карабкаться, чтобы освободиться от сатанинского плена.

И бедняги карабкались…

Если бы некто наблюдал со стороны за перекосившимися, зачастую смятыми, изломанными входными и выходными дверями станции метро 1905 года, Красные ворота, Комсомольская, Чистые Пруды, Кропоткинская, Цветной бульвар, площадь Революции и многих-многих других, то он был бы потрясен безумным видом окровавленных, засыпанных штукатуркой и бетонной пылью людей, которые выцарапывались через любые промежутки хаотического нагромождения останков некогда красивых и изящных построек.