Станислав Гагарин - Страшный суд

Долг он вернул с лихвой, пробыл на Чукотке два трехлетних срока на прокурорской службе, там и женился, а затем поступил в заочную аспирантуру, устроившись адвокатом в Московскую коллегию — тянуло к гражданскому судопроизводству.

Был Олег Александрович честным коммунистом, идеалы разделял, не бил себя при этом в грудь и не доказывал с пеной у рта, будто он самый-самый… Впрочем, таких в партии почти не было, подобное рвение всегда полагалось дурным тоном, компрометирующим коммунистов.

Словом, чрезмерной карьеры герой наш не сделал, но профессором стал, отказавшись от заведования кафедрой, которое ему, честному служаке и серьезному ученому, предлагали дважды.

Когда началась перестройка,профессор Финько приветствовал ее, ибо более, нежели другие, понимал: сложившиеся в стране производственные отношения нуждаются в корректировке.

При этом его, посвятившего докторскую диссертацию теории частной собственности, поначалу смущало, а затем и вызывало активное неприятие чересчур легковесное отношение отечественных горе-политиков, бывших секретарей ЦК и гауляйтеров, к самому понятию собственности.

Безответственные заявления о том, что в России вот-вот возникнут миллионы?! — собственников, приводили цивилиста в тихое бешенство.

Те, кто глаголил таким образом о частной собственности, обнаруживали такое дремучее невежество в юриспруденции, что оставалось только диву даваться.

— Собственность в том значении, которое подразумевают влезающие на трибуну и в телевизионный ящик ораторы, вовсе не дача, машина или мягкая мебель, — неустанно твердил профессор ученикам, друзьям и любому собеседнику. — Собственность это то, что обладает способностью умножать себя, работать!И владение собственностью, умение ею распоряжаться предполагает особый талант, природные способности, которыми наделен далеко не каждый. Владение собственностью — это еще и великая ответственность, наконец!

Профессор Финько не вмешивался в политику, не бил себя кулаком в грудь на митингах, проклиная еще недавно такую родную партию и Советскую власть, бережно хранил партийный билет, но давно понял: неладно стало в Датском королевстве.

Сегодня было первое сентября, и торжественное открытие занятий в храме, созданном гением Ломоносова, ожидалось в десять ноль-ноль.

И хотя профессор собирался прийти пораньше, в пять минут после девяти находился он от величественного здания МГУ на Воробьевых горах довольно на приличном расстоянии.

Вдруг Олег Александрович ощутил мощный под ногами толчок, но удержался на ногах. Машинально он глянул в сторону университета и едва не лишился чувств: гордое, увенчанное величественным шпилем многоэтажное здание главного корпуса рассыпалось на глазах, будто карточный домик.

«Будто сооружение из кубиков», — отвлеченно, спасая сознание от сдвига, подумал профессор, вспомнив, как разрушает им же воздвигнутые домики его младший внук Данилка.

Рядом с тротуаром зазмеилась трещина: асфальт будто разрезали невидимым гигантским ножом. Трос, натянутый между двумя фонарными, теперь наклонившимися в разные стороны столбами, на перекрестке, лопнул, и висевший на тросе светофор угодил прямо на крышу застопорившего мерседеса.

«Так его, немчуру! — со странной веселостью подумал профессор и, справедливо решив, что надо держаться подальше от ненадежных стен окружающих зданий, перепрыгнул через метровую уже трещину у тротуара, выбрался на проезжую часть улицы, она превратилась в самое безопасное место, ибо каждый водитель инстинктивно тормозил и ставил автомобиль к обочине.

И тогда, забыв о стенокардии, ишемической болезни и повышенном артериальном давлении, профессор гражданского права неловкой трусцой заплюхал по широкой мостовой, ведущей к университету.

Олег Финько бежал к лежащей в развалинах alma mater.

По данным экспертов Совета Зодчих Мира, после первого удара, нанесенного сейсмическим оружием по Москве, время удара — девять ноль пять, было выведено из строя метро, уничтожена энергосистема города, прерваны подземные коммуникации, разорваны ниткигазопровода, выведены из строя насосные установки, разрушена половина жилых и административных зданий.

Марксизм будет идти рука об руку с демократией до того момента, пока ему всеми правдами и неправдами удастся сверх всего прочего добиться еще фактической поддержки его планов со стороны тех кругов национальной интеллигенции, которые он как раз и хочет истребить.