Станислав Гагарин - Страшный суд

Ну попал ты в красную десятку… И что?! Если уж искать крайнего в случившемся, то это болотные волки,расстрелявшие семью несчастного майора.

Находились друзья-соратники далеко от того места, где Александр Македонский спас Станислава Гагарина-младшего от неминуемой и неизбежной смерти. После взрыва на Игналинской АЭС, который они зафиксировали как разведчики Зодчих Мира, и короткого доклада Адольфу Гитлеру, отвечавшему за операции в Прибалтике, космический транспортный агрегат в мгновение ока перенес товарищей на берега Амударьи, в окрестностях которой находился полевой штаб Чингиз-хана, известного в миру под обликом полковника Чингиза Темучинова.

Полковник собирал надежные войска для удара по московскому режиму с юга, и Стасу с Македонским предписывалось, как представителям Восточной России, координировать действия фронта Средне-Азиатского с фронтом Уральским, на котором, как они уже знали, находился старший Гагарин.

— Как изменился ландшафт! — с тоскливой ноткой, оглядывая окрестности, промолвил великий полководец. — Такие здесь росли леса… Мне довелось переправляться через эту реку двадцать пять веков тому назад, и было это неподалеку от чайханы, в которой мы сейчас поедаем слишком уж жирный плов.

Мои солдаты вязали плоты из бревен, достигавших в диаметре полуметра, и это были стволы деревьев широколиственных пород. Где они теперь? Куда и почему исчезли?..

— Антропогенная деятельность, мой милый, — отозвался, стараясь уйти от мрачных мыслей, Стас Гагарин. — Почитай Льва Гумилева. Хочешь дам его «Древнюю Русь и Великую Степь»? Я уже добил, закончил эту книгу… Его теория этногенеза и твой пассионарный выброс по-научному толкует, Александр.

— Любопытно, — отозвался Македонский. — Обязательно почитаю… Книги умных людей — подарки богов. Только далеко не все могут оценить подобный подарок. Это как с властью…

Одним власть в добрый подарок, другим — наказанье Божье.

— Была ли для тебя власть наказанием? — живо спросил Стас Гагарин.

— И да, и нет…

— А если подробнее, в деталях?

— Власть — это осторожность, — сказал Александр Македонский. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительному быстрому движению вперед… Надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом доказываем их непрочность, несолидность и непонятность.

Сын царя Филиппа на мгновение прервался, внимательно посмотрел на Стаса Гагарина, выдержал паузу, затем продолжал:

— Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем… Ничего нельзя поделать нахрапом или натиском… Мы должны проявить в величайшей степени осторожность…Вот!

Бывший старший преподаватель кафедры теории государства и права удивленно слушал знакомые слова. Слова эти были известны ему, что называется, назубок. Еще бы… Но произносимые легендарным завоевателем доброй половины древней Ойкумены, да еще и жившим черт-те в какие, извините, далекие времена, известное предостережение против левого радикализма казалось пришедшим из времен античных афоризмов, вроде сократовского «Я знаю, что ничего не знаю».

— Верно, — кивнул Александр Великий, — это слова Ленина, слова из его завещания, последней статьи Старика «Лучше меньше, да лучше». Прекрасный девиз, между прочим… Как жаль, что в той,прежней жизни я не руководствовался им!

«Ну и ну, — подумал молодой штурман. — Македонский царь из до нашей эры цитирует Ленина! Как сказал бы Василий Аксенов, старый и завзятый матерщинник, уссатьсяможно… Но старик Плутарх о знакомстве Александра с трудами Владимира Ильича ничего не сообщает!»

— Плутарх много чего не знал, — прочитав мысли товарища, усмехнулся Македонский. — Хотя надо отдать справедливость, написал обо мне относительно достоверно, хотя и пользовался воспоминаниями тех, кто был со мною рядом в боевых походах, мемуарами Онесикрата например, ученика знаменитого киника Диогена, достойнейшего человека современности, между прочим. Весьма почитаю Афинского любомудра, Станислав. Если бы я не родился Александром, то стал бы Диогеном.

Стас вспомнил, что Плутарх особо подчеркивает: его герой от природы был склонен к изучению наук и чтению книг. Воинская доблесть великого полководца затмевает в нашем сознании незаурядные интеллектуальные способности молодого царя. Одна его страсть к врачеванию чего стоит! Он всерьез занимался теорией медицины и практиковал как лечащий врач, милосердно и профессионально опекая заболевших друзей и соратников.