Станислав Гагарин - Страшный суд

От бывшего гауляйтера можно было ждать чего угодно, он и Белоярку бы взорвал ничтоже сумняшеся, обрушил бы на Урал и Сибирь без колебаний радиоактивный потоп, отдал бы американцам, японцам, австралийцам Сахалин, Камчатку, Якутию, зулусам бы подарил Землю Франца-Иосифа и озеро Селигер, индейцам племени ням-нямсдал бы в аренду парк Сокольники в Москве, дабы поставили они там вигвамы,он пошел бы на все — только бы удержать в собственных руках власть.

Власть, как и свобода, не имеет знака. Ее равно можно употребить во благо, ею можно пользоваться во имя зла. Властью обладают и Зодчие Мира, галактические боги добра, есть она и у Конструкторов Зла, сатанинских хозяев отвратительных ломехузов.

Человек, который стоял ко мне спиною, никогда не пользовался властью во благо. Он был демоном разрушения, мощным, нерассуждающим тараном, которым разномастные — и доморощенные, и заокеанские — ломехузыбезжалостно разбивали российскую крепость.

И в стремлении стереть с лица Земли ненавистное им Тысячелетнее государство ломехузызашли так далеко, что потеряли инстинкт самосохранения, не могли удержаться на грани, за которой зримо виделась Мировая война и гибель человечества.

И в это мгновенье я увидел его, это существо, принявшее облик человекоподобного демона, потерявшего право на применение к нему людских законов.

«И судья, и палач», — подумал о себе Станислав Гагарин и, не колеблясь, вскинул автомат.

В это мгновенье тот, с кем доводилось мне в давние времена сиживать за гостевым столом, повернулся.

Я успел заметить в его руке такой же, как у меня, калашник,но опущенный стволом вниз, рассмотрел гнусную кривую ухмылку, которая приводила в бешенство мою Веру, когда его являли, похмельного, на сатанинском, разнузданном теле,вспомнил миллионы бездомных по злой его воле русских людей, десятки тысяч прямо или косвенно, но по его воле убитых, о тех неродившихся в Державе миллионах младенцев, его реформами ограбленных и лишенных будущего россиянах, вспомнил о жертвах Черного Октября и Кровавого Воскресенья, припомнил в мысленном приговоре все, все— и решительно нажал на спусковой крючок.

Калашникмой излажен был на автоматическую стрельбу, но стрелок я умелый, стреляю экономно, по два-три патрона в очередь, не больше. Чувствам же разгуляться, и под их воздействием выпалить полмагазина я, естественное дело, не позволил — и судья, и палач должны быть лишены эмоций.

Станислав Гагарин явственно видел, как пули толкнули стоящего перед ним человека, но кривая ухмылка не исчезала с его лица.

«Чертовщина!» — подумал я и влепил в него короткой очередью дважды.

Я видел, как пули разодрали на нем и синий костюм, и рубашку в полоску, видел пробитый и вздыбленный красный галстук, но расстрелянный мною согласно статье 64-й УК бывший гауляйтер не торопился падать с предсмертными стонами или без оных.

Кривая ухмылка не сходила с его лица и стала, мне показалось, еще кривее…

Надо ли говорить о том, что, остервенев, я выпустил в него магазин без остатка. Но тщетно. Приговоренный был неуязвим.

— Что, — хриплым голосом произнес предназначенный к казни законом и мною убийца, — съел, сочинитель?! Теперь моя очередь…

Он ленивым движением приподнял ствол калашникаи направил мне в грудь.

Роли наши поменялись, и у меня не было ни единого шанса.

Станислав Гагарин приготовился умереть, но слово последнее оставил за собой.

Он гордо выпрямился.

— Стреляй, — сказал он спокойно, — стреляй, сучий потрох… Песенка твоя уже спета. Все равно тебя достанут наши!

Лицо гауляйтера исказилось. Он потянул за спусковой крючок, я едва ли не физически ощутил, как усилилось давление пальца на рычаг, отпускающий смерть, но за моей спиной возник некий шум, и сановный убийца переместил ствол автомата.

Позади сверкнуло.

И гауляйтер исчез. Вот только что готовился он расстрелять меня, беспомощного и безоружного, из автомата — и его уже нет передо мной.

Неяркая вспышка — и жертвы моей несостоявшейся нет. Исчез, испарился, козел безрогий…

Остолбенение прошло мгновенно, но все еще офуелый от подобной развязки, я повернулся и увидел спешившего ко мне полководца.

— Живы-здоровы, батюшка? — суетливо вопрошал Александр Васильевич и, не доверяя глазам, ощупал меня. — Не задел он вас ненароком, этот монстр-проходимец? Слава Богу, кажется, цел и невредим, голубчик…