Станислав Гагарин - Страшный суд

Что же, меня извиняет лишь одно серьезное обстоятельство, каковое могу использовать, дабы закрыть наметившийся пробел в моем повествовании — нигде в нем прежде не говорилось впрямую о природе власти.

А ведь вовсе не простой, касающийся всех без исключения вопрос. Либо властвуешь ты, неважно, на каком уровне, либо властвуют над тобой, а вот как властвуют — никому сие небезразлично.

В отношении же изучения природы неограниченной власти у меня огромное преимущество перед сочинителями всех времен и народов. У Папы Стива под рукой его боевые соратники, вожди и великие полководцы, государственные мужи, которые вкусили-таки от бремени власти. Не думаю, кстати, что власть показалась на вкус им сладкой…

Наполеон Бонапарт и Адольф Гитлер, два Александра — Македонский и Суворов, Иосиф Сталин и Вещий Олег… У Агасфера надо будет спросить о категории власти, Павел Степанович Нахимов может кое-что мне поведать, тем более, мы оба неплохо знаем, что такое власть командира над теми, кто оказался с тобою в открытом море.

А Чингиз-хан с внуком Батыем?!

Меня власть над людьми тяготила всегда. На флоте не успел этого осознать, может быть по молодости лет.

Потом был долгий писательский срок жизни, когда ни я кому-либо, ни мне никто не подчинялся.

Хороший был срок! В последние годы с тоской вспоминаю то славное время… Пусть было голодно и житейски неуютно порою, но я командовал только собой, отвечал исключительно перед собственной совестью за домашний очаг и его обитателей в нем.

Много раз возникала возможность что-то и как-то возглавить,но я инстинктивно избегал и, видимо, боялся обладать хотя бы крохотной властью.

Когда же вдруг надумал издавать книги, то сразу понял: власть надо взять в единые — мои! — руки. Никаких тебе почетных председателей, не пойду и в свадебные генералы, а как — сообщу, забегая вперед — ретиво подталкивали меня к сей ипостаси мои работнички-соратнички, не раз платившие за гагаринское добро черной изменой!

А главное в том, что экономику — деньги! — всегда держал при себе, здесь, увы, корень, на этом и Серега Павлов погорел, отдав сей рычаг новосибирскому прощелыге. Что ж, опыт прекраснодушного фантаста мне пригодился…

Но я отвлекся. Не такой уж Папа Стив и великий руководитель, чтобы ссылаться на него при анализе природы власти.

Скажу лишь одно. Когда задумал первое «Отечество», то пару недель размышлял: в радость мне пусть и небольшая, но власть над людьми? И только тогда, когда окончательно понял, что власть окажется мне в тягость,решился возложить трудное бремя сие на собственные плечи.

Сейчас тем более власть для меня отвратна. Но я сохраняю ее за собой лишь потому, что доподлинно знаю: лишь одному мне под силу сохранять и должитьбытие Товарищества Станислава Гагарина, увы…

И пока хватит сил, буду работать, как одержимый гумилевский Пассинарий, и собственной власти не уступлю никому!

— Вы абсолютно правы, месье романист, — ободряюще улыбнулся мне французский император. — Власть — понятие, я бы сказал, трансцендентное, надмирное,если хотите… Сдается мне, что вам не удастся и вывести некую формулу власти, ибо формулы такой не существует.

— Но позвольте, — возразил я Наполеону Бонапарту, — вот вы-то сами какой небывалой властью обладали! И ведь не родились монархом, а стали им… Стремились к власти и достигли ее высших степеней. Не поверю, что не размышляли с собою о природе, о качестве той категории, которой добивались целую жизнь, сначала власти над Францией, а затем над миром…

Император вздохнул и характерным жестом сунул руку за полу несуществующего сюртука: одет он был в пятнистую куртку спецназовской прозодежды.

Мы сидели с Бонапартом в его жилой комнате, которую оборудовали Наполеону, командующему Средне-Уральским фронтом, в здании бывшего Сысертского райкома партии, который возглавлял когда-то добрый мой знакомец Валя Шилин…

В кабинете первого секретаря размещен был временный кабинет Наполеона, а в комнате поменьше квартировал Великий Корсиканец.

Одинокого Моряка, прикомандированного к его фронту для связи и летописной заодно работы, разместили на первом этаже, где жили штабисты и специальная охрана.

О том, как возник Уральский фронт, расскажу чуточку позднее.

— Вы знаете, Папа Стив, искренне вам говорю: не размышлял я о власти как таковой, — задумчиво произнес Наполеон Бонапарт.