Владимир Гриньков - Семь кило баксов

Себе Прокопов налил водки, целый пластиковый стакан, тете Гале и Полине – вина, Михе спиртного не досталось по малолетству, а Костасу, видимо, по статусу. Прокопов поднял свой стакан, взглянул на присутствующих с прищуром и буркнул:

– Ну, поздравляйте, что ли!

– Саша! – сказала с чувством тетя Галя. – Сегодня твой день! Ты всей своей жизнью заслужил то, чтобы быть счастливым! Когда я думаю, кого могла бы назвать по-настоящему толковым, мудрым и работящим мужиком, я в первую очередь вспоминаю тебя, Саша! Чтобы вот так, не имея ни блата, ни денег шальных, подняться, поставить свое дело, и чтобы тебя люди уважали, и чтобы детям своим сделать счастливую жизнь – это надо уметь! Я знаю, как к тебе относятся, как тебя любят, я везде о тебе слышу только хорошее…

– Хватит, ладно, – буркнул Прокопов.

Кажется, он был несколько смущен.

– В общем, за тебя, Саша!

Прокопов выпил водку одним махом. Полина только пригубила вино.

– Ты пей! – сказал ей властно Прокопов.

– Я за рулем, – напомнила Полина.

– Не дрейфь. Киприоты не препятствуют.

О том, что местная дорожная полиция смотрит на подобное сквозь пальцы, Полина знала. Но ей был нужен предлог.

– Я так не могу, – сказала она. – Извините.

Зато Прокопов себя не ограничивал. В последующие пятнадцать минут он в одиночку употребил поллитровку, и Костас принес вторую. Прокопов заметно повеселел, даже попытался рассказать анекдот, но анекдот оказался неприличный, и бдительная тетя Галя вовремя успела его остановить. Полина по-прежнему почти не пила, и только одно это, кажется, портило настроение Прокопову. Он попытался подлить Полине вина, та запротестовала, Прокопов осерчал, даже лицо у него раскраснелось, он выразил свое неудовольствие, причем грубо, тетя Галя хотела его осадить, он выразился совсем непечатно. А тут еще Михе надо было не вовремя попасться ему на глаза – выплыла история с какой-то двойкой, полученной накануне Михой в школе. Прокопов, все больше багровея, заорал, что Миха ни черта учиться не хочет, что большего болвана ему в жизни видеть не доводилось, в него бабки вкладывают, а сынуля как был бакланом, так бакланом, блин, и остался, и хоть кол ему, козлу, на голове теши. Он так орал, что даже Полина испугалась, а про Миху и говорить нечего: у мальчишки был такой вид, что впору спрятаться под стол, но спрятаться ему Прокопов не дал, вдруг схватил за шиворот и поволок к своей машине.

– Что он делает! – воскликнула Полина.

– Не вмешивайся, прошу тебя, – произнесла тетя Галя.

Она была бледна и все пыталась закурить сигарету, но никак не получалось, руки ее не слушались. Полина поднялась из-за стола.

– Полинка, не надо! – попросила тетя Галя.

Но Полина ее не слышала.

Прокопов уже уволок сына за машину, и, когда Полина там появилась, он уже развернул Миху лицом к внедорожнику, орал, брызгая слюной:

– Руки на машину! На машину, я сказал! Ноги шире!

Миха был недостаточно проворен, Прокопов ударил его по ноге, мальчишка едва не упал.

Подобное Полина прежде видела по телевизору. Там ОМОН выстраивал у стены задержанных бандитов, и точно так же там грубо действовали, и так же кричали.

– Так стоять! – орал Прокопов. – Тут тебе не школа! Тут все по жизни, блин! Я же предупреждал тебя, что будет плохо, если за ум не возьмешься!

Полина встала между ним и Михой. У Прокопова был взгляд безумца. Ей даже показалось, что сейчас он ее ударит. Но ничего не случилось. А в следующий миг подбежала тетя Галя. Она отвлекла Прокопова, и Полина, воспользовавшись этим, схватила Миху за руку, увлекла его за собой. Они добежали до Полининой машины.

– Садись! – скомандовала Полина.

К ним бежал растревоженный Прокопов. Но Полина оказалась проворнее. Завела двигатель, бросила педаль сцепления, покрышки взвизгнули, машина сорвалась с места.

«Хонда» вырвалась на асфальт, тут Полина бесстрашно прибавила скорость и засмеялась азартно-счастливо:

– Уйдем, Миха! Не догонят!

– Еще как догонят! Вы знаете, как папка на машине гоняет! – затосковал Миха.

– О, мы уже на «вы»? – изумилась Полина. – Ну зачем же так, старичок? Не надо этих церемоний, ведь мы с тобой друзья.

Никто их не догнал.

Ресторан «Людвиг» размещался в полуподвальном помещении одного из особняков в самом центре Москвы. Низкие сводчатые потолки, отсутствие дневного света, да и электрического на первый взгляд тоже нет, трепещет неяркий огонь в плошках, прикрепленных к грубым, из неотесанного камня, стенам, пламя прикрыто почерневшим якобы от копоти стеклом, и только если присмотреться, можно обнаружить, что это не жировой светильник из средневековья, а лишь его имитация. Столы здесь грубые, из толстых некрашеных досок. Длинноволосые официанты ходят в кожаных фартуках – то ли мясники, то ли палачи, это уж кому как больше нравится. Обстановка, словом, нарочито не изящная, и сам Маркелов, доведись ему делать выбор, предпочел бы другой какой-то ресторан.