Владимир Гриньков - Семь кило баксов

На две смежные комнаты, в дальней из них, горела одна-единственная свеча – она была вставлена в глиняный кувшин, поставленный посреди покрытого старой клеенкой стола. В дрожащем свете из темноты проступали столы, стулья, балки, поддерживающие потолок, и странные погремушки на длинных ручках, подвешенные к тем балкам, – их было много, этих погремушек, они свешивались гроздьями.

Из темноты вдруг вынырнула женщина, на ломаном английском поинтересовалась, что угодно гостям. Ответил Антон:

– Мы хотим поужинать.

Женщина сказала, что у них сейчас нет света, но ужин будет, принесла еще одну свечу, зажгла ее и поставила на стол, соседний с тем, за который сели Антон и Полина, сразу стало светлее и как-то теплее, как показалось Полине, и смутное чувство неустроенности и тревоги наконец-то покинуло ее.

Они заказали вино, крестьянский салат и жареный деревенский сыр халлуми, который Полина пробовала уже не раз и который очень ей нравился.

Было слышно, как в дальней комнате громыхает посудой хозяйка заведения, да время от времени ветер швырял в темное окно ледяную крупу.

– Что это? – спросила Полина, указывая на висящие под потолком погремушки.

– Обыкновенная тыква, – ответил Антон. – Местная достопримечательность. Их высушивают, внутри остаются высохшие семечки.

– И можно использовать как погремушку?

– Да.

– Действительно, очень похоже. Даже внешне.

Хозяйка принесла металлическую чашу с крестьянским салатом: по обыкновению крупно порезанные помидоры, огурцы, капуста, зеленый салат, все полито оливковым маслом. На отдельных тарелках лежал халлуми, похожий расцветкой на зебру: черные полоски на нем повторяли узор решетки печи, в которой запекался этот сыр. От горячего поджаренного халлуми исходил дурманяще аппетитный запах. Сладковатая «Коммандария» была разлита в обыкновенные стаканы. Настоящий деревенский ужин. Простая, несколько грубая еда, никакого украшательства, непритязательный интерьер, старые клеенки на столах, засушенные прошлым летом тыквы-погремушки, неаккуратно вылепленные свечи в глиняных горшках и длинные тени по стенам от тех свечей, а за окном темень и шум холодного ветра, заплутавшего в безумии, мечущегося среди горных вершин.

Свой стакан с вином Антон отодвинул.

– Вы не будете пить? – спросила Полина.

– Мне нельзя. Я ведь за рулем, а за вашу жизнь я отвечаю головой, – отшутился он.

А вино было хорошее. С каждым глотком в теле добавлялось тепла, как будто хозяйка заведения наконец-то растопила по-настоящему печь. Плясали по стенам тени, завывал за окном ветер, и уже угадывалась какая-то мелодия, она была тягуче-грустной, но грусти не вызывала, под мелодию как-то особенно приятно было сидеть в этой таверне. Наверное, в это же самое время трапезничали и монахи Махераса.

– Такого Кипра я еще не видела, – призналась Полина.

Это не был Кипр, где пляжи, отели, много асфальта, огромные туристские автобусы, банкоматы на улицах и стилизованный сиртаки для разомлевших от жары туристов. Антон понял, что хотела сказать его спутница.

– Такого Кипра не видят девяносто девять процентов тех, кто сюда приезжает.

– Мне их жалко, – сказала Полина.

За первым стаканчиком «Коммандарии» последовал второй. Антон сам предложил его Полине. Ей стало тепло и весело. И халлуми здесь был какой-то особенный, и деревенский салат хорош.

– У меня сегодня удивительный день.

– Почему? – спросил Антон.

– Не знаю, – беспечно пожала плечами Полина. – Просто я чувствую себя счастливой.

Антон улыбался ей, и Полина вдруг обнаружила, что и улыбка у него сегодня особенная. Признаться ему, что ли, в любви? От этой безумной мысли Полина смутилась и опустила глаза. И увидела перстень на своей руке.

– Спасибо.

– За что? – опросил Антон.

– За все, – ответила Полина и посмотрела на него.

Глаза в глаза. Это было уже почти признание. Полина ждала его реакции. Понимал ли он, в какую игру она сейчас играет?

– Ну что вы, я не сделал ничего такого, за что вы могли бы меня благодарить, – ответил Антон.

Полине показалось – ответил почти равнодушно. Не поддался. Это ее раззадорило.

– Вы похожи на принца из сказки, – сказала она тихо, едва слышно, а руку свою положила на столе так, что до ладони Антона оставалось всего чуть-чуть.

Ему надо было только сделать последнее движение.

– Благородный и загадочный, – продолжала искушать его Полина.

Это был детский ход, грубая лесть, и она сознательно провоцировала своего спутника.