Эльмира Нетесова - Дикая стая

— Правда?

— Ну, конечно…

— Помнишь, я говорила тебе, что люблю человека. Уже давно привязалась к нему всей душой. Дышать без него не могла, но держалась изо всех сил, скрывала. Недавно как черт на язык дернул, насмелилась и призналась в любви, сама. Прямо в кабинете! — заплакала и засмеялась баба. — Он так вылупился на меня, я даже испугалась, что его удар хватит. Долго продохнуть не мог, а потом сказал: «Я прощаю тебя! Ты просто не подумала, что сказала. Ведь я вдвое старше и по возрасту гожусь в отцы! Если захотела острых ощущений, то знай, я никогда не имел побочных связей и ни разу в своей жизни не изменял жене! Я — однолюб, и моя семья никогда не была мною опозорена. Ты еще молода, не раз вернешься памятью к этому дню, но знай, не все мужчины — кобели, не каждый может ради минутной похоти бросить под ноги даже очень красивой и молодой женщине свое доброе имя. Во всяком случае, я на такое не способен!» Понимаешь, Гоша? А ведь я просто любила и вовсе не собиралась разбивать его семью или познать как мужчину. Я любила сердцем, а ни телом. Это совсем другое. Он был моими крыльями, светом звезды, ее не взять в руки, но она грела и жила во мне. А он все заплевал и перевел на низменное на похоть… Как это больно было слышать мне.

— Понимаю, сеструха! Но поверь мне, могло случиться хуже, если б он как облезлый кобель полез лапать, воспользовавшись случаем, или попытался бы обабить, завладеть тобой!

— Да кто б ему позволил? Во, отморозок! Да я ему все зубы в задницу всадила б! Иль за кого меня держишь? Я ж — не дешевка! — побагровела Ольга.

— А раз сама призналась в любви — снимай трусы, давай знакомиться! Так поступают все, кого доводилось знать мне. Они не признают других отношений с бабой. И твой козел — или отморозок, или кастрат, но не мужик, доброго слова не стоит тот мудило!

— Нет, Гошка, не смей так о нем! Он просто не понял меня! И видно сам никого не любил по-настоящему, вот так, как я его. Не думая ни о чем, влюбилась, да вот так неудачно!

— Оль, а за что ты его полюбила?

— Не знаю, но он такой хороший!

— В чем?

— Он всех понимает, жалеет. Он добрый!

— Тормози, сеструха! Он хоть раз поздравил тебя с днем рождения или с Новым годом? Принес каких- нибудь конфет?

— Нет, но и я — не ребенок, чтоб конфеты жрать.

— Ну, а духи? Хотя бы вшивую открытку?

— Гошка, ты сдвинутый! Зачем мне, инспектору, духи? Или открытка?

— Дурочка! Сначала ты — женщина, а уж потом — инспектор. И если он — вонючий жлоб, его не любить, а ненавидеть стоило! Как это он тебя, красивую бабу, вниманием обходил? А ты, шибанутая, считала добрым, но за что?

— Он никогда не кричал ни на кого.

— А это, от трусости, что может схлопотать по соплям? Или люди того не заслужили? Повезло ему с ними как в лотерее.

— Нет, он, вправду, — самый лучший, но меня не понял.

— Он сам себя не дергал, небось, нынче всю свою задницу уделал в синяки за дурь непроходимую. Тебя он понял, в том не сомневайся! Вот только в своей душе ответа не сыскал. Да и есть ли она у него, корявого?

— Гош, о чем вы с ним говорили? — спросила Ольга любопытно.

— Про отчет. Переделать велел, сказал, укоротить, убрать все лишнее!

— И все?

— А че еще? — деланно удивился поселенец.

— Про меня не говорил?

— Просил беречь, базарил, что ты — хороший и чистый человек. Ему тяжко отпускать тебя, но так надо для работы, он не может поступить иначе. Трындел, что дорожит всеми одинаково, — выдохнул Гошка.

— Выходит, боится за нас! — высохли слезы на щеках, а в глазах зажегся робкий огонек надежды.

Ольга предпочла не говорить и не спрашивать больше о Назарове. Поев, она предложила Гошке переделать отчет и сесть за него уже сегодня.

— Слушай, Ольга, я еще дома не был! Мне хоть на жену нужно глянуть, помочь ей по дому. Чего в шею гонишь? И так всю неделю отчет строчил. Теперь новый писать? Иль до конца веку в нем застрял? Может, хватит с меня? Главное, результат! Что толку в бумажках? — взмолился поселенец.

— Не наша прихоть! Управление требует. Давай сделаем и с души спихнем. Я тебе помогу! — вызвалась женщина.

— Пошли ко мне, заодно с Анной познакомишься. Места у нас много, захочешь — заночуешь. Все ж с печкой не возиться, да и со жратвой тоже! Поехали!

— А вдруг Анне неприятен мой приход будет. Посчитает меня назойливой?

— Не глуми мозги! Собирайся, я тебя в лодке жду! — вышел в коридор спешно.

Ольга прибежала следом, легко заскочила в лодку, села на скамейку напротив Гоши и увидела, почувствовала на себе любопытные, даже осуждающие взгляды поселковых.