Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков

— Не верю, что Колька к тебе пацана послал. За такое с него сдернут, а чем платить станет?

— У бомжей свои законы. Они никому не подчиняются и ни перед кем не отчитываются, — говорил Борис.

— Но ведь у тебя средь них нет врагов!

— А родитель? Коль один завелся, остальные — поголовно враги. Это точно! Наркоманы не станут в клумбе выжидать. В дом возникнут, и все на том.

— Ты уверен?

— Если хотели б свести счеты, давно заявились бы.

— А что теперь с бомжами делать? — сокрушался Герасим: — От них из-за любого угла пакость жди…

— Сам говоришь, по счетам платить надо. А долги разными случаются, — вздохнул Борис.

Герасим курил молча, обдумывал свое.

Когда-то среди бомжей у него имелись знакомые, несколько приличных мужиков. Он давал им картошку, и те помогали убрать урожай. Встречая их в городе потом, давал на хлеб. О том никто не знал дома. Да и зачем?

Герасим уже на следующий день разыскал всех пятерых. Купил пива и, достав из сумки картошку, хлеб и огурцы, угощал мужиков по старой памяти, заодно рассказал им о проделке Николая.

— Пацана подослал, чтоб тот кровного сына убил! Ну ладно если б растил его или оставил бы хоть что-нибудь! Ведь ни хрена! Борька сам не на ногах, а этот козел с него требует. Где тому взять? У меня или у матери. А у нас из-под копыт зреет? Сами знаете, как копейка дается. Разберитесь с ним сами. Не хочу ментов посылать, но ведь вынуждает, гнус.

— Сами с ним потолкуем и сыщем, кого к вам посылал. Коль все верно, что ты сказал, просто так ему не сойдет. Все взыщем и с него, и с мальца. А ты зла на нас не держи. В бомжи всякие сваливают, не с добра. И на сердце много обид кипит на горожан. Ну да разве все повинны в чьей-то конкретной беде? Ты успокойся, мы сами всех своих перетрясем. — И пошли к себе на свалку, поникнув головами.

«Когда уж все кончится? Отправить бы Борьку учиться в другой город, там его никто не знает и он никого. Но ведь придумал этот начальник горотдела отправить всех будущих курсантов одной группой. Что они, дети? Не потерялись бы и врозь. Пока их отправят, я сдохну», — вздохнул со стоном.

А вернувшись домой, глазам не поверил — мать приехала, решилась! Герасим про все беды разом забыл. Борис вьюном вокруг бабки вьется. Все говорят без умолку. Наталья возле матери тихой голубкой сидит. Ей тепло и спокойно. Как не хватало ей этого тепла, своего, самого доброго…

Мать едва успевает. Ее заставляют поесть, о чем-то рассказать, делятся радостями и бедами, над чем-то смеются, кого-то ругают. Мать уже успела скатать на яйцо шишку с Борькиного виска, и вмиг отпустила парня боль.

— Я не колдунья. Кое-чему у своей бабки научилась вприглядку. Вот, внучек, это яйцо сожгу в огне под заговор. А тот, кто задумал плохое, теперь уж не заживется на белом свете. Это как пить дать.

Положила яйцо на горячие угли, а когда оно испеклось и почернело, подкинула несколько березовых поленьев. Они быстро взялись огнем. И семья уже к ночи забыла о яйце. Вот только бомжи, встретившие поутру Герасима, сказали, что умер мальчишка, кинувший камень в Бориса.

— Ночью у костра все сидели, грелись. И он подошел. Все отказывался, что не бросал он камень в Борьку. А тут вдруг, ну точно с неба оторвался, булыжник. Но небольшой — с яйцо, вот только черный. И хрясь пацану по голове. Он так и упал замертво. Даже крикнуть, вздохнуть не успел.

— А Николай как?

— Он с нашими по деревням блукает. Да и что с него? Вот воротится, коль жив будет, уже за двоих ответит. Сгоним Миколая! Промеж себя так порешили. Мы убойством и разбоем не промышляем. Нет серед нас лихих людей. Мы все наскрозь — голуби, только сирые. — Дед чистил жидкую бороденку корявыми пальцами. Его внуки прогнали из собственного дома. А старик всякий день молился за их здоровье и никогда не только не проклинал, даже не ругал молодь, говорил, что получил по заслугам от тех, кого выпестовал. — Ты, мил-человек, не тужи! Миколая образумим. За твово младеня сам Бог вступился. Нихто с наших вас не забидит, — убеждал старик, и Герасим вернулся домой в хорошем настроении. Но, не дойдя нескольких шагов до калитки, заметил под окном дома мужика, тот пригнулся к самому ставню, слушает, о чем говорят на кухне.

Герасим подошел тихо, хрястнул кулаком по спине так, что услышал, как щелкнуло в позвоночнике. Мужик хотел, убежать, поняв, что попался, но не смог и, пропахав носом землю у крыльца, лежал матерясь.

— Захлопнись, козел! — пнул его Герасим в бок и, открыв двери в дом, позвал: — Борис, давай сюда! Кто это? Узнаешь?