Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков

Что выгнало на улицу Беркута? Нет, не тоска по кентам, не жажда приключений и даже не желание выпить. Сам собой Вова умел управлять. А в осторожности мог переплюнуть любую лесную зверюгу. Опыта и навыков у него хватало.

Но, как большинство мужиков, погорел на бабе. Его пышнотелая кудрявая подружка умело играла с ним в любовь уже не первый год. Она одна крутила Беркутом как хотела. Были у мужика и другие блядешки, но эта косила под порядочную, верную и надежную.

За эти ее достоинства или пороки Беркут осыпал бабу деньгами, подарками, дорогими украшениями, и Оксана, не сетуя, всякую ночь облизывала щетинистую морду, потную шею и до безобразия, по-мартышечьи, волосатую грудь. Она сюсюкала, лебезила, называя Вову лапушкой, котиком, королем и солнышком, но едва тот выходил за дверь, прыгала в ванну и, отплевываясь, матерясь, подолгу смывала с себя его вонь.

— Гнилушка кривоногая, старый мерин, облезлый пень, на ходу пердит, а туда же… Нет бы выложил все у двери и уходил. Ему еще ласку подай, в любви поклянись, иначе из него ни хрена не выдавишь! Тоже мне, красавец свалился, мать его курва бухая…

Поругавшись, она вытиралась насухо и начинала примерять все обновы и украшения, принесенные Беркутом. К ней он никогда не приходил с пустыми руками. Уж если обновки, то сумками, украшения — карманами.

Случалось, Оксана по полдня только примеряла подарки, забывая сказать вслед Беркуту хоть одно доброе слово. Она умела выманить, выпросить, но не благодарить.

Оксана ненавидела Вову за то, что тот имел женщин, помимо нее, и тоже одаривал не скупясь, щедро.

Он обычно приходил к ней под вечер, по-ослиному нагруженный покупками, так что ни плечи, ни шея не выдерживали всего. Но никогда Беркут не задерживался здесь дольше чем на три дня.

Баба стелилась у его ног, изображая отчаяние и мольбу. Она, как ангел, складывала руки на груди, умоляя побыть с ней еще.

— Я умираю без тебя, нет мне жизни, останься со мной! Побудь еще, молю! Подари счастье видеть и дышать тобой, — говорила томно, вытирая пару слезинок. Она знала, что далеко не все деньги отдал ей Вова, а это обижало бабу до глубины души.

Так было бы и в этот раз. Но прошло три дня, а Беркут не думал уходить. Он пил и ел, валялся в постели, тискал Оксану, но денег не добавлял. Отдал ей принесенное сразу, на том и ограничился. А дни шли. Вот уж и вторая неделя пошла к концу. Баба устала, а Беркут не спешил.

Оксана ждала, что Вова даст ей хотя бы денег. Но он сказал ей, что пустой как барабан, и единственное, чем может ее осчастливить, так это любовью, горячей и бесконечной.

— Теперь тебе не надо уговаривать меня остаться, я и сам никуда не пойду и останусь с тобой навсегда, как ты мечтала, краля моя ненаглядная! — Обнял он пышные формы бабы, воткнулся колючей мордой в глубокий вырез и взвизгнул по-поросячьи от восторга.

Оксана не выдержала, ее коробило. Другое дело, были б у него деньги. С мужиком, у которого в карманах гуляют сквозняки, церемониться нечего, и баба, оттолкнув его, сказала:

— А ты что, в дармоеды навязываешься? В иждивенцы? Иль в сутенеры клеишься?

— Чево? — отвисла челюсть у Беркута. Он даже не поверил, что сказанное относится к нему, но, кроме них двоих, никого не было. — Значит, так меня забрызгала? Мало я тебе приволок? Все, что имел, отдал!

— Так это когда было? — скривилась баба.

— Неделю назад! Всего-то!

— С тебя в притоне за такое время сколько б сняли?

— Вдесятеро меньше!

— Коль до дешевок приспичило, чего сюда возник? Хиляй к ним, не держу!

— Профура! — дал ей звонкую пощечину.

— Вислогузый мерин! Засранец! Вонючий кабан! — Открыла двери настежь: — Пиздуй отсюда, барбос!

Беркут оделся наспех и, приостановившись возле двери, сказал злым шепотом:

— Ноги моей здесь никогда больше не будет. Если б раньше знал, кто ты есть, никогда бы не возник!

— Кому ты нужен, рахит недоношенный? Давай проваливай шустрее! Чего застрял, как говно поперек жопы? — Двинула мужика плечом, тот оказался на улице, а Оксана, закрыв двери на засов, принялась прибирать в доме.

Вова Беркут был у нее не последним и далеко не единственным хахалем. Баба имела их больше десятка, но предпочитала одного — самого красивого, весельчака и шутника, огневого Сашку. С ним она была знакома много лет. Участковый. Поначалу ругались. Ох и стыдил он ее, уговаривал устроиться на работу, но не убедил. А Оксана была не только красивой, но и умной бабой. Так вот и поладили.

Сашка никогда не назначал ей время. Она сама звонила и звала, когда ее кто-то обидел. Вот и здесь, убрав и проветрив в доме, позвонила ему: