Эльмира Нетесова - Изгои

Тебе показалось. Я думаю. Не ждал от тебя приглашения. Врасплох застала. Мне нужно все обдумать, — говорил Марии, следя за Тамарой, спешившей поскорее свернуть на боковую улицу.

Я не могу появиться в таком виде.

Значит, не хочешь прийти к нам?

Мне надо решить для себя! Ведь все не так просто: вчера выгнали, сегодня зовут. А завтра чего ждать?

Пусть оно наступит, Ваня! Я буду ждать. Слышишь? Вон, у коня четыре ноги, а и то спотыкается. И не убивают его за это, и хозяин не отказывается, прощает. Неужели мы вовсе оглупели?

Ладно, Мария! Я подумаю, — не рискнул обещать заранее и добавил: — Позвоню. Это уж точно. Тогда скажу.

Постарайся не забыть нас! — попросила женщина, всхлипнув, и чтобы не разреветься здесь, у него на глазах, поспешила уйти поскорее.

Иван Васильевич, купив две бутылки самогона, вернулся в свою лачугу и, дождавшись сумерек, пошел к Тамаре. Женщина не поспешила встать навстречу. Она спрашивала Шныря, как взяли в милицию, как отпустили. Он рассказал ей, осторожно обойдя намек на стукача, и внимательно следил за реакцией.

Бутылку самогонки они выпили быстро. Иван Васильевич щедро наливал бабе, сам лишь губы мочил.

Пей, Томка! За нашу весну. Она хоть и возвращается, но тоже умеет стареть! Пей, покакровь в жилах не остыла! — наливал полный стакан, предлагая выпить за любовь, за сильных людей и красивых женщин. Тамара не могла устоять перед такими тостами и вскоре стала хмелеть.

А ты Чикина как узнала? Где с ним познакомилась? — спросил будто между прочим.

В консультации. Он по делу был. Материалы уголовника смотрел. Знакомился для защиты, но отказался, когда изучил, — говорила заплетающимся языком.

А почему?

Позиции для защиты не нашел.

Вот это да! Что-то новенькое! — удивился

Шнырь.

Ну, чего нового? Возни много, а платил тот хмырь хреново. Потому отказался, я так поняла.

Часто ты ему клиентов давала?

Иногда. Он не у нас работал, но просили его! Звонили сверху. Я вызывала. Хоть и надоело мне все! Он не лучше других, но связи имел. Умел делиться с нужными людьми гонораром. Не то, что некоторые! — рассмеялась в лицо.

Значит, тебе перепадало тоже?

Хрен там! Я в той орбите не крутилась, но однажды заело. Высказала ему все. Он струхнул, а потом клеиться стал. Ну, как вы умеете! Цветы, конфеты, комплиментами засыпал. Я поначалу гнала его. Но… Нарвалась на звоночек по телефону: посоветовали быть умней и покладистей. Так-то оно, Вань. Бабья доля — колючки в поле. Давай выпьем за проклятую жизнь! — подняла стакан нетвердой рукой.

Отваливай! Ты не лучше меня! Даже раньше сюда свалил. Кто влетел в бомжи, обратно в люди не вылезет. И ты не мечтай… Пустое все. Мечты постарели. И все потеряно. Все! Слышь? Наша весна — крест в изголовье, да и то, если бомжи не забудут его поставить и не перепутают изголовье с ногами…

Если б так, не таскалась бы в ментовку к следователю! — сказал зло.

Тамара словно от сна очнулась, стала трезветь на глазах:

Следил за мной? — скривила рот в усмешке.

Случайно мимо проходил, увидел тебя.

Не трепись! Бомжи случайно возле лягашки не шатаются. И обходят ее стороной. Тем более, что недавно там «парился».

Все думал, кто нам срань подложил?

А ты не такой? Особый? Чистенький? Небось, случись что, родную мать не пощадил бы. Все вы одинаковы. Добьетесь своего и сталкиваете в яму. А выберется оттуда или нет, уже плевать. И он, и ты — дерьмо!

Заткнись!

Сам захлопнись, козел!

Стерва вонючая!

Что? Кто я? Повтори! — встала, побелев.

Иван Васильевич, глянув на нее, враз поверил: такая могла убить кого угодно.

Шнырь не стал ждать. Отбросил бабу резко, влепив всем телом в стену, и выскочил из хижины злой.

Мужики, облепив костер, галдели о чем-то своем.

Тихо вы! Чего базлаете? Разговор к вам есть! — рассказал об услышанном Иван Васильевич.

Бомжи слушали молча, внимательно.

Что будем делать с ней? — спросил человек у тех, с кем бок о бок прожил безрадостные годы.

То, что размазала мудака, дак это хрен бы с ней! А вот что своих подставила, за это спуску суке не давать! — подал голос Кузьмич.

В очередь ее оттянуть и урыть живьем, — подал голос Пашка.

Кому нужна? Дая передродным хреном до конца жизни извиняться должен, что эдакую пакость насадил! — не согласился Кузьмич.

Оттыздить, как меня в ментовке, и урыть! — вскочил Финач.

Об эту блядь руки пачкать не стоит!

Пинками вышибить. Навовсе! — верещал старый дед.

Волоки ее, курву, на разборку! Нехай ответствует, кого еще в лягашке заложила! А там и порешим ее!