Эльмира Нетесова - Седая весна

Фаина покраснела, смолчала, пожаловалась Жорке. Тот оттолкнул ее:

— С отцом хочешь разругать? Не выйдет!

С тех пор поняла, защиты искать не у кого. А время шло. Вот уже и в декретный отпуск скоро. Но… Ни муж, ни дед ни разу не заговорили о ребенке, какой вот-вот должен появиться на свет.

— Жора! Ребенку приданое нужно. И кроватку пора купить. Где ее поставим? — обняла мужа.

— Мне не до того. Потом, — сбросил руки жены.

— Жор! Как я боюсь рожать! Может, помру, — поделилась ночью своими опасениями.

— Всякое бывает. Ты ж покуда не рожаешь. Спи, — повернулся спиной к Фаине.

— Жор! А ты кого хочешь, сына или дочь? — затаила дыхание. Совпадут ли их желания?

— Никого, — резануло по сердцу.

— Почему? — налились глаза слезами.

— Аборт лучше б сделала! Чему радуешься?

— Первый — не берутся врачи делать. Говорят, что после этого многие уже не беременеют!

— Ну и хорошо! Зачем дети? Лишняя морока! Вкалывай на них всю жизнь. А что в благодарность? Нет. Я для себя хочу! На кой мне эти короеды?

— Выходит, ты не хочешь ребенка?

— Что теперь делать? Рожай! Может, все обойдется, — сказал как-то неопределенно.

Фаинка целыми днями переживала. Никто, кроме нее, не хочет и не ждет ребенка. Как же жить станут под одной крышей? — плакала, забившись в смородиновые кусты. Поначалу тихо, а там и навзрыд.

— Чего воешь? — услышала над головой внезапное и, сжавшись в комок, вдавилась в землю, готова провалиться в нее с потрохами. — Будет тебе дрожать! Пошли ко мне! — увидела лицо Ульяны совсем близко.

— Боюсь, бабулечка! Папаша вовсе с дому сгонит, коль увидит, что к вам пошла. А мне деваться совсем некуда, — заплакала горько.

— Ходи ко мне, глупышка! Спит ваш пердун, козел облезлый! И не узнает, что у меня была! Не пужайся! Шагни через плетень. И за мной…..

Фаину разобрало любопытство. Уж очень много слышала об Ульяне. И решилась, пошла следом.

— Садись поешь! — оглядела старуха женщину, задержала взгляд на животе: — Девчонку носишь. Ну, давай к столу! — поставила перед Фаиной картошку и сало, рыбу и пельмени, сметану и творог. У Фаины глаза разбежались — с чего начать? Дома ничего такого не видела. Уж как порою есть хотелось, а все себя сдерживала, чтоб попреков да брани не услышать от обоих. А тут чужая бабка заставляет поесть. И вдруг вспомнила:

— Нет, не могу у вас есть, — потекли слезы.

— Пошто? — изумилась Уля.

— Мои на вас кляузу послали намедни.

— То мне ведомо! Да ты при чем, горемычная?

— Не чужие они! А и сродниться не получается.-

— То-то и оно! У их ни с кем не состоялось! Звери, не люди! И ты не сживешься!

А как же она? — глянула на живот.

— Коль Бог дал жизнь, подарит и судьбу. Она не от человеков. Не бери в голову худое. Все образуется, — успокаивала Фаину.

— Бабуль! Как образуется, коль дитю никто не рад? Ничего не хотят для него делать, покупать. А и мне без спросу ничего не велено, — испугалась баба своей откровенности.

— Все у тебя будет. И дитя ни в чем отказу не познает, — сказала бабка, глянув в глаза Фае.

— Ой, миленькая моя! Не то ребенку, самим себе всяк кусок сто раз посчитают. Такие не расщедрятся никогда! — не поверила Фаина.

— От них серед зимы горсти снега не выманишь. То верно сказываешь, — раскинула карты Уля и, глянув на соседку, рассмеялась: — А ништяк — твоя доля! Не турбуйся! Не хуже других! Только не давай себя седлать. Держись бабой, а не кобылой тягловой. Не срывай пупок. Возьми вот эти коренья. Завари с чаем, дай обоим на ночь попить. Да вот этот заговор скажи. Запомни его, Он — для тебя. От жадности и ругливости, для покоя в семье. Чтоб считались с тобой и уважали.

Долго говорили женщины, позабыли о времени. А между тем старик проснулся. Позвал Фаину, та не откликнулась. В огород вышел, поискал. Тоже нигде не увидел. И сел на крыльце ожидать Жорку. Тот с минуты на минуту должен был появиться. Отец решил враз огорошить и разлучить с женой.

Ульяна, выглянув в окно, старика увидела. Все поняла. Провела Фаину мимо густых смородиновых кустов, показала, где можно незаметно в спину деду зайти:

— Скажи, что заспалась в огороде. Там — в малиннике. Да поласковей будь. Постарайся чаем напоить.

Но едва старик услышал шаги за спиной, подскочил как ужаленный:

— Где это носило тебя, сучье семя? Где таскалась?

— В малиннике сморило, папаша! Простите! Проспала! Сама не ведаю, как так получилось?

— Я искал, тебя там не было! Не иголка…

— Куда делась бы? Мне дальше огорода ходу нет.