Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь

Капка, отскочив от Паленого, увидела, как Жилу прирезали двое мужиков. К нему не успели пробиться, помочь.

Хрипит кент. Кровь из пробитого легкого фонтаном бьет.

Задрыга прыгнула на лысого, наседавшего на Шакала. «Пером» горло достала. Но и ее сзади задели. Полоснул по спине какой-то дохляк. У него изо рта как из канализации несло. Задрыга ему пальцами глаза выбила. Коротко, резко прошлась по горлу, ребром ладони. Тот, выпучив глаза, мигом стих.

Чувырла от целой своры отбивался. Пятерых замокрил. Но и его достали. Без промаха всадили «перо» в сердце. Кент сполз по стене тихо. Умер. А глаза открыты, словно хочет увидеть, чем закончится трамбовка?

— Держи кабана! Хватай его, пацаны! — слышит Капка чей- то крик. И, оглянувшись, увидела стремача Лангуста.

— Стоп, Сверчок! — вспомнив кликуху, сшибла с ног убегающего. Подставила к горлу нож.

— Кто нас заложил?

— Паленый, — вырвался стремач.

— Кто сфаловал его?

— Лангуст. За навар. Лимон сулил отвалить.

— Лимон Паленому? — изумилась Капка.

— Да кто б его дышать оставил? Кому фискал сдался? Ныне — вас, завтра — нас подставит. На день дал задаток. Лангуст не пальцем делан. Ботнул кентам, чтоб на возврате в хазу грохнули Паленого и, обшмонав, свистнули б у жмура бабки, вернули в общак.

— Лады, Сверчок! Хиляй к своим! И передай Лангусту, чтобы не тянул резину и нынче пусть закажет себе деревянный костюм и место на погосте! А попытается свалить от нас, я его сама, из-под земли достану! — велела пацанам пропустить стремача наверх.

Тот, не веря в счастье, что вырвался из подземки живым, помчался в город куда как быстрее, чем пришел сюда.

Двоих законников, избитых до полусмерти, выкинули следом за Сверчком, чтоб другим успели вякнуть, как связываться с Черной совой и что из этого может получиться.

Пятеро мужиков из шпаны молили Шакала о прощении, клянясь никогда больше не прикипаться к Черной сове.

Шакал велел и этих отпустить. Они уходили спотыкаясь, едва унося душу. Не оглядывались. Боясь получить вслед «маслину».

Чувырлу и Жилу хоронила Черная сова, вытащив кентов на поверхность. Их закопали на рассвете. Без гробов, без цветов, без слов. Сердцем жалели ушедших…

Лишь Тундра не мог проститься с кентами. Караулил Паленого, чтобы не слинял, когда придет в себя. Капка сказала сразу:

— Рыпнется смыться, жмури враз!

Но Мишка лежал не шевелясь. Он поздно пришел в сознание, когда малина успела вернуться в подземку.

— Очухался, пидер? усмехнулся Глыба, узнавший от Капки все подробности.

— Кто пидер? — попытался вскочить Паленый, но Глыба вовремя поддел его в пах.

— Падла! Козел! Вот Медведь услышит, кого грел столько лет! Небось, и лесных закладывал чекистам? — запоздало предположила Капка.

— Что с ним отмочим? — спросил Шакала Фомка.

— Капка! Хочешь хмыря замокрить? — кивнул Шакал на Паленого.

Задрыга взялась за «перо». Глянула в лицо парня. В нем не осталось ничего, кроме страха. В больших глазах мечутся искры запоздалого раскаяния. Губы бледные, запавшие.

— Как мало он жил! За что я любила его? Продал нас! Всех разом! Видно, не впервой ему, — думала Задрыга, глядя на Паленого, не торопясь, наслаждаясь его страхом.

— Чего тянешь резину? Мокри! — послышался за спиной голос пахана.

— Прости, Капка! — услышала Задрыга тихое, как шелест травы.

— Эх, гнида! А ведь я любила тебя! Сдохни, падла! На погосте— прощу! — пообещала, скрипнув зубами, и метнула нож. Он сверкнул короткой искрой. Как жизнь в ночи. Была и погасла. Без памяти и жалости…

Падая, Паленый ухватился за сердце. Он почувствовал, как умеет оно болеть лишь в последний миг.

— Сбросьте его в какую-нибудь канаву, — сморщился Шакал.

— У него — полмиллиона с собой! Забрать надо! — возразила Задрыга.

— Не смей о тех башлях вякать! Они за наши души дадены! Пусть «зелень» обшмонает паскуду и заберет себе за все разом! — указал пахан ребятне на Паленого. Те мигом бросились к нему, утащили в темный тупик. Сняли с Мишки барахло, отмыли залитые кровью деньги. Сушили их. Другие забросали Паленого липкой грязью тоннеля, согретой кровью кентов.

Фартовые Черной совы сидели молча. Капка обработала раны, залила их водкой. Перевязала. Глыба помог девчонке с порезанной спиной.

— Нельзя линять, а надо! — нарушил тишину Шакал и грустно оглядел в который раз поредевшую малину.

На сердце тяжесть. Но снова надо брать себя в руки. Иначе нельзя.

Малина двинулась в путь ночью. И вскоре приехала в Минск.