Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь

Как трудно было ей давить в себе обычное желание — пройти по улице какого-нибудь города спокойно, не оглядываясь назад, не боясь «хвоста», свистков милиции. Как хотелось ей нарядно одеться. Но даже мысли о том боялась, зная, как такое будет воспринято в малине. А уж о Шакале и говорить нечего. Он ее вмиг закрыл бы в своей комнате, как кубышку, или придавил бы своими руками.

Король сидит рядом, уставившись в одну точку. Он так близко и так далеко теперь. Разговор с матерью и для него не прошел даром. Всю душу перевернул. Вышиб из головы фарт и навары. Даже вспоминать не хочется, с кем приходится дышать под одной крышей. Остап сидит нахохлившись. Сам себя вырвал из этой хазы. Мыслями и сердцем унесся далеко отсюда. Ему вспомнилось село, где он родился и рос, где поля пшеницы уходят далеко-далеко в небо. Им нет конца и края. Они похожи на моря без берегов. Ведь и начинались они от порогов хат. Ими жила и дышала каждая семья, всякий человек. На них работали все, ими жили, о них пели, их очень любили сельчане.

Остап тоже частенько убегал в бескрайние пшеничные поля, гладил колоски, собирал васильки в букетики. Они были такие же синие, как глаза сельских девчат. А как задушевно пели девчонки! Каждая песня сердцем сложена. Случалось до самой зори их слушал. А песни кружили над полями, садами, речкой. Как недавно и как давно это было…

Остапу видится, как ведет он Капку в свой сад — за домом. Там каждое дерево в цвету, как невесты на свадьбе. На голову Капки летят белые и розовые лепестки, будто украшая под венец его невесту. Дарят тихое признание — ей одной. А ночью они услышат соловьиные трели. Смешно, но Капка никогда еще их не слышала. И все не верила, что малая птаха может вызвать радость и слезы, тихую улыбку и смех. Не знала, что они умеют отвлечь и очистить душу каждого от всего пережитого.

— Может, и она, оттаяв сердцем, признается, что любит меня.

И никогда не вернется в малину! Ведь один раз живем. Как мало и коротко… Стоит ли сокращать себе и это? — думает Остап.

— Но решится ли? Ведь порвать с нынешним не так легко и просто. Надо иметь характер жесткий. Хотя у Капки он не сахарный. Тем и дорога. Такая сумеет вырвать себя из болота. Но… для этого ей нужно полюбить! А если она не любит меня? Хотя не все от нее зависит. И не только я дорог ей в этой жизни. Шакал для нее не просто пахан, а и отец. Этот ни за что не отдаст Каплю! И не только мне, а и никому! Только мертвым отпустит из фарта! Вместе с жизнью отдаст. Но Капля ни за что не пойдет на такое, — вздыхает Король и, глянув на Задрыгу, говорит:

— Знаешь, Капля, небогато живет моя мать. Но в зону она присылала сало, сушеные сливы и яблоки. Варенье из вишни, с детства любил его. Так вот из этих посылок я ничего никому не давал. Знаю, как тяжко приходится ей растить свиней, собрать ягоды и довести все до ума. На общий стол отдавал целиком то, что присылали кенты с воли. Эти посылки были другими. В них — все, чего душа пожелает. А материнские — не мог отдать на всех. Смешно, но так было, — признался Остап.

— И у тебя их не трясли, не шмонали?

— Никто не рисковал. Допирало, дарма не спущу!

Лангуст, прикинувшись спящим, первым услышал шаги во

дворе. И тут же встал. В хазу вернулась малина. Шакал, Глыба и Хайло довольно посмеивались.

— Ну, как хаза у кентов? Потрафил лягавый? — спросила Капка.

— Какая? А это ты про ту? Нашу вторую? — спохватился пахан, подойдя к умывальнику.

Капка заметила на руках Шакала кровь.

— Тоську ожмурили? — догадалась Капка.

— Припутали лярву! Застукали обоих! Вместе с хмырем расписали! — ответил пахан, и, оглянувшись на дочь, добавил:

— Тебе в мокроту часто не стоит лезть. Не приведись, по- пухнешь, меньше шансов на «вышку». Это всегда помни! А вот это отдай сявкам, пусть пробухают! — высыпал в ладонь Лангуста золотую цепочку, перстень и кольцо, снятые с Тоськи.

Никто из троих не спешил рассказать, как и где убили Тоську с Олегом. Капка ждала, теряя терпение и, наконец, не выдержала:

— Старуха видела? В хазе замокрили?

— Зачем? Их выследили. Он ее около подъезда пас. Мы тоже стремачили. Не знали еще, она или другие засветили? Да и хахаль не без сомнений! Мог быть ученым. Тогда зачем жмурить? Других шмонали бы! Виновных, — нехотя разговорился Глыба.

— Недолго пасли. Минут пятнадцать. Видим, фраер к двери рванул. Эта тварь нарисовалась. Он ее под крендель и в парк

поволок. Мы сзади. Каждое слово на слуху держим. Хмырь ей ботает:

— Ничего, Тося, завтра милиция прочешет город. Найдут не только Шакала, а и всех шакалят. Не переживай. Не ускользнут. Один раз сумели найти экспонаты, сыщем и те, какие с выставки увели. Твоей вины нет в случившемся. Вся милиция, да и наши их проглядели. Тебе трудно их узнать. Они на выставку ни за что не появились бы в обычном. Переодетыми, в париках, с бородами. Возможно, даже женщинами переодевались. Ты в этом опыта не имеешь. Это наше упущение. Банда очень коварная, в чем теперь все убедились. За ними кровавый след далеко тянется. Из сообщений знаем. Их не только в Брянске, а и в Ростове, в Минске и в Москве, всюду разыскивают. Я думал, они убрались из города. Оказывается, нет! Что ж, пусть пеняют на себя! — копировал Глыба голос Олега: