Эльмира Нетесова - Дуэль

Потом сдружилась с уборщицей морга. Такой же пьянчужкой. Туда покойных нередко доставляли с документами. Из аварии, драк, замерзшими по пьянке. Паспорта для Зинки не дороже, чем в пол-литра водки стали обходиться. А документы? Попробуй, докажи, были ль они при себе у покойного? У морга сдачи не требуют… Пропаж не ищут. Не то место. Это четко высчитала Зинка.

Вскоре ей было предъявлено обвинение, и старая шмара, впервые в своей жизни, попала в следственный изолятор городской тюрьмы. Вместе с нею ждала своей участи закадычная приятельница из морга.

Сколько было выпито вместе водки и вина, сколько теплых часов проговорили они о своей давно отшумевшей молодости. Они жили примерно одинаково. Им было что вспомнить, чем поделиться.

Но, оказавшись в одной камере, грызлись ежесекундно, как кошка с собакой.

Нюська упрекала Зинку за продажность. Когда узнала, что та ничего не получила за признанье на допросе, расквасила шмаре весь фас. От обиды. И не прощала ни днем, ни ночью дремучей дури своей приятельнице.

Сколько длились бы эти свары, если бы однажды не вывел их на прогулку хмурый охранник. И, вытолкав во двор тюрьмы, сказал:

— Пробздитесь малость, стервы!

Нюська осерчала на подобное обращение и завопила:

— Дохляк гнилой, кишка твоя говенная, трупный глист, отрыжка покойника! Ты как с нами, женщинами, разговариваешь? Иль меня рядом с тобой потрошили, иль мы на одном столе лежали? Ты чего свою лоханку дерешь, говно беркулезное?

Охранник рот открыл от удивления. И вдруг дружный хохот услышал. Это были фартовые, гулявшие во внутреннем дворе.

— Во, баба! Гром и молния! Гордая! Чистой воды — кентуха! Крой их, красотка, мать их в душу! Чтоб всем чертям смешно стало!

— Целуем тебе ручки, бабочка! — послышалось из-за забора.

Зинка, поняв, узнав голоса, поддержала приятельницу. И обрушила такой мат на охранника, что за забором не смех, рев послышался. Фартовые животы надрывали от хохота. Зинка превзошла саму себя.

Ее голос был узнан. Ее назвали по имени. Ей сказали, что любят и помнят… С того дня подруги перестали ссориться, а охранник уже не помышлял выводить их на прогулку.

Дело раскручивалось, давали показания и фартовые. Не все, конечно. Пятеро, в знак протеста, со шконок вставать не хотели. Их поселили в одиночки. Глухие, сырые, как могила.

Они ночами перестукивались, делились новостями. Знали, что творится на воле, — от новичков. Делились, кто какие показания давал на следствии.

Все три этажа громадной тюрьмы были забиты арестованными. И, несмотря на все ухищрения администрации и охраны, знали друг о друге все.

Кто-то недавно попал, другие — в этап собирались. Их просили черкнуть пару слов по нужному адресу. Были здесь и приговоренные к расстрелу.

Их камеры-одиночки располагались на третьем этаже. И приговоренных к смерти в тюрьме жалели все. За особую одежду, в крупную полоску, их звали полосатиками или смертниками.

Им не отказывали в куреве, еде. Ведь последние дни на этом свете нельзя омрачать никому. Таково было правило.

Смертников не расстреливали в тюрьме. Их увозили отсюда. Куда именно? Где приговоры приводились в исполнение. Оттуда живым никто не вышел.

О том, что полосатик завтра покинет камеру и поедет в последний путь, предупреждали заранее. И тогда… Всю ночь, без сна и отдыха ходил приговоренный по камере, измерял ее тяжелыми шагами.

Его никто не ругал, хотя от звука этих шагов не могли уснуть арестованные в камере второго этажа.

Этой участи ждали для себя законники из «малины» Лешего.

За пятерых убитых сотрудников милиции суд не пощадит. Все понимали, что амнистии на такое не распространяются и на помилование рассчитывать не приходится. Разве только побег? И хоть нереально было сбежать из тюрьмы, не мечтай о том — не доживешь до приговора. Некоторые, кому и надеяться было не на что, сошли с ума.

Фартовые предпочитали смерть, чем пожизненное лечение в психушке при тюрьме. Там больных за людей не считали и никому не дали шанса умереть своею смертью. Попасть в психушку для фартового было западло.

Правда, иные, угодив туда, по счастливой случайности убегали на волю. Но это бывало слишком редко. Терпеть же побои от санитаров, жестокие, постоянные, слышать насмешки, терпеть все издевательства, поруганья — все равно, что пройти через десяток смертей.

Может, потому мечталось законникам попасть не в психушку, а на урановые рудники, куда из-за нехватки рабочих рук, как слышали, увозили смертников. Там они через полгода сами умирали, если не могли сбежать.