Эльмира Нетесова - Последняя охота

— Дамир! Завтра из тебя не состоится работник! — рассмеялся Михаил.

— Это почему?

— Кто ж после огурцов молоко пьет? Всю ночь в лопухах просидишь, понос тебе обеспечен!

— Хрен всем вам! У тебя, может, такой изнеженный желудок, а мой все переварит! Любую жратву. Эту и подавно! Я ведь молоко пять лет в глаза не видел. Соскучился! Даже если всю банку выпью, ни черта не сделается! Могу поспорить! — глянул на оставшееся молоко.

— Мне не жаль, пей все. Без спора. Только подожди хоть пару часов. Не забывай, откуда мы.

— А ты чего отказываешься?

— Я непривычен к молочному. Желудок не воспринимает. Вот чайку бы! Да где взять?

Дамир нырнул в мешок, вытащил чай, сахар, оладьи.

— А у меня есть пачка. Наши, обслуговые, сунули про запас, на всяк случай. Вот и сгодится! — И, положив перед Михаилом, предложил: — Бери!

Возле печки лежала кучка дров, и мужики засуетились. Через полчаса они пили чай, не спеша, смакуя каждый глоток, блаженствовали.

— А чего ты так мало ешь? — полюбопытствовал Дамир.

— Не могу. Язва у меня. Врачи посоветовали не перегружать желудок. Иначе хана мне. Вот и придерживаюсь их предписаний.

— Как скучно, даже пожрать вволю не можешь.

— Уже привык к такому режиму, — отмахнулся следователь.

— Нет, я бы так не хотел. Жизнь одна, второй не дано. Она короткая, надо брать от нее все, чтобы подыхать без сожалений, что при жизни себя во всем ущемлял.

— А разве еда — вся радость в жизни?

— Одна из основных! Она дает силы, здоровье! — уверенно спорил стукач.

— Ты не совсем прав. Есть ценности больше. Они куда важнее сытости!

— Бабы, что ли? — усмехнулся Дамир.

— Но это ж тоже плотское, а я о другом, о духовных высотах! Что в сравнении с ними банальщина? Я люблю хорошую музыку, живопись, поэзию, много читал. Все мечтал о странствиях, а поездить по миру не удалось. Средства не позволяли.

— Зачем ездить? — искренне удивился Дамир.

— Землю посмотреть, разные страны и людей! Ты когда-нибудь бывал на море? — спросил Смирнов стукача.

— Нет! Не довелось. Да и зачем оно? Дома всегда куча забот и дыр. Их не успевал латать. А уж пустыми думками голову забивать вовсе ни к чему. Да и зачем оно мне? Море и без меня обойдется, я без него и подавно проживу.

— Я лишь однажды ездил отдыхать к морю. Давно… зато запомнилась та поездка навсегда.

— Что она дала? Ты наелся на всю жизнь или полную запазуху денег оттуда приволок? Последние вытряхнул? Какой же прок с того?

— Эх, Дамир, разные мы с тобой! — крутнул головой Михаил и, отпив глоток чаю, умолк, задумался.

Он вовсе перестал слушать стукача, философствующего с самим собой, а тот вошел в раж:

— Ну и что с того, если я не был на море? Зато свое знаю. Вот когда в деревне жил, мы с ребятами бегали в колхозные поля. Там пшеница от неба до неба. При ветре, как на море, волнами перекатывалась. Хотя нет, скорей, похожа была на волосы моей Катерины. Такие же вот рыжерусые, длинные. И пшеницей пахли. А может, пшеница — Катериной, кто ж их разберет? А когда перебежишь поле, там — сад. Ух и громадина! Яблоки как сиськи у девок — тоже тугие и все торчком. А река какая? Широкая и тихая, вода в ней, как небо, синяя-синяя. Глянешь на всю эту красу, душа замирает. Вот ты слышал, как поет над полем жаворонок, как кричат во ржи перепела? А песни девок вечерами? Они всю душу своими страданиями наизнанку вывернут. Ох и голосисты, ну чисто соловьи заливаются! Ты брал в руки теплый каравай? Знаешь запах пшеницы? Ни хрена ты не знаешь! А я все это сердцем люблю. И ни на какую заморскую дребедень не променяю, потому что это мое до гроба! Что мне твоя духовность, эрудиция, просвещенность? Я своей деревней всякий день брежу, во снах вижу. И теперь, хоть уж и башка насквозь седая, ночами вижу себя голожопым пацаном — верхом на колхозной кляче в ночное еду к сказкам, к нашим старикам. Они мудрыми были, хоть писать не умели, но к ним тянуло меня. А вот к тебе почему никого за уши не подтащишь?

— С чего взял? — словно ото сна очнулся Смирнов.

— Никто с тобой не дружил. Разве такое случайно?

— Я со всеми общался!

— По делам, по жалобам. А я о другом! Ты даже приятелей не имел в зоне.

— Что общего у меня с ними?

— Думаешь, они тебя не достойны? Ишь, как занесло! Но как ты обмишурился! Только у нас в хозобслуге имелись люди поумнее тебя!

— Почему ж они не помогли с жалобами?

— Не юристы, оттого к тебе шли, но знали и пережили куда больше! Целую войну! Они не думали о море, лишь о семьях, детях.