Дмитрий Черкасов - Потоп

Прямо по курсу строится генерал. Рокотов видит солдат? Видит. Они отбывают воинскую повинность? Они справляют генеральскую нужду…

С этим Влад не мог поспорить и постарался хорошенько запомнить и номера военных грузовиков, и распаренные лица отцов-командиров.

С этим сейчас борются, можно и настучать.

— Они ничего у вас не купят, — сказала толстая тетка лет пятидесяти, собеседница Рокотова. Она была в необъятном лифчике и необъятных же панталонах. В руке у нее была лопата, сильно смахивавшая на саперную.

— А там, на холме? — Рокотов приложил ладонь к переносице и указал на холм, откуда недавно с позором бежал.

— Туда даже и не суйтесь, — испуганно и почтительно зашептала тетка. — Там думский депутат… забыла фамилию, они все на одну сытую рожу. Вспомнила: Боровиков! Тот самый, Касьян Михайлович. Охрана у него… ну, да, большая шишка. Редкий, кстати, случай, но правильный мужик. За город болеет…

Подобострастие странным образом чередовалось у нее то с презрением, то с неподдельным уважением.

— За который?

— За наш, за Зеленогорск…

Санкт-Петербург почему-то не пришел на память дачнице-огороднице.

— Спасибо, что предупредили, я теперь туда не пойду. Тем более, там наверняка повсюду частная собственность.

— Это раньше была сплошь государственная, — проявила необычную осведомленность хозяйка. — А вот при Горбачеве… при нем, проклятом, все и пошло.

«В том числе и твое строительство. Из бывших ты…» — подумал Влад.

Вслух он произнес другое:

— Ну а вы сами? — отважился поинтересоваться Рокотов. — У вас, я погляжу, домик тоже не захудалый, иначе я к вам бы и не подошел…

Тетка напустила на себя неимоверно важный вид.

— У сына фирма, — сказала она с гордостью.

— Не строительная? — Влад рискнул снова.

Тетка прищурилась.

— Нет! — сказала она победоносно. — Он у меня по компьютерам… Возит их из-за бугра. Из Финляндии. И еще холодильники.

— Ну, насчет вас у меня сомнений и не возникало, — тут же с готовностью закивал Рокотов. — Сочувствую, что придется жить в таком окружении…

— А что они нам? — пожала плечами тетка. — И потом: стерпится — слюбится…

В этом Влад как раз не сомневался ни секунды. Особенно хорошо это получится у сына…

— Так что же? — повторил он с энтузиазмом. — Они не купят, а вы?..

— А я куплю, — гордость тетки удесятерилась. — Повторите-ка, что там у вас есть? Плитка? Изразцы? Почем же?

— Я вернусь завтра или когда вы назначите, — твердо пообещал Рокотов. — Привезу образцы и проспекты. Вы выберете самое лучшее…

— Я здесь все время, — заверила его тетка, и Влад понял, что подвернулся редкий случай.

— Да! — ударил он себя по лбу, будто только что вспомнил. — Ведь у меня есть еще одно дело! Я заодно разыскиваю одного человечка, близкого друга моего отца. Он отдыхает где-то здесь, неподалеку, но адреса я не знаю, и папа тоже. Где-то записан, но был ремонт — сами понимаете. Теперь не отыщешь. И работает уже где-то не там, а то и вовсе вышел на пенсию. Стареют люди… Может быть, примечали похожего прохожего?

Вопрос не особенно понравился тетке, от него за версту разило каким-то следствием. Конкретно — милицией. Но лично ей он не мог повредить, и она приготовилась внимать далее.

Рокотов стал описывать:

— Невысокий такой, сухопарый, с бородкой… на профессора похож. Да он и есть профессор. Космосом занимался, звездами. Чудак чудаком! Рассеянный, напоминает этого, как его, эгоиста… нет — в общем, не от мира сего…

«Так уж и не от мира…»

— Прямо самими звездами? — недоверчиво спросила тетка.

Рокотов решил не уточнять.

— Ну, не межзвездными перелетами. Нет, ничего секретного и военно-космического. Все больше кометами… зануда редкостный. Лазарь Генрихович Рубинштейн. Не слыхали о таком?

— Нет, — огорченно промолвила тетка. — Не слыхивала. Астроном, говорите? Так это вам в Пулково надо ехать, — она продолжала выказывать смекалку. Она знала, что все космическое давным-давно приземлилось в Пулково и теперь изучается под телескопом.

— Да он уж уволился оттуда давно, — расстроенно ответил Влад. — Знаете, как там было в девяностые? Бескормица, денег нет… жуть! Только звездное небо над головой… Которому удивлялся Кант…

— Кто-кто удивлялся?

— Философ был такой немецкий, Кант. Две вещи, говорил он, удивляют меня в мире: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Впрочем, с последним он явно погорячился, такой закон встречается все реже…