Эльмира Нетесова - Обреченные

Не успели они на ноги встать, почувствовала: снова дитя- под сердцем бьется. Сказала о том Тарасу. Тот за голову схватился.

— Этих не подрастили, а ты сызнова забрюхатела! Эдак за пяток зим полдеревни наваляешь. Надо ж мозги иметь! Все бабы что-то знают, умеют. И ты расспроси. Вздумала как крольчиха плодиться!

Муж пообещал: если она снова забеременеет, уйдет от нее насовсем.

Тонька в слезах к родне заявилась. Просила принять ее Христа ради. Рассказала о жизни своей, горше полынной. Обещала до гроба работать на родню, лишь бы постылого Тараса не видеть.

Выслушали ее молча. И старуха — двоюродная тетка сказала ей:

— Из-под венца от мужиков лишь мертвыми уходят бабы. И мы перед Богом грешить не станем. Но мозги твоему Тарасу прочистим. Это уж будь уверена!

Баба рот кулаком зажала от страха. Что же будет теперь?

А родственники, погрузив ее в повозку вместе с детьми, сами уселись. Стеганув коня, одним духом примчались к Тарасовой избе. Мужик вышел навстречу уже выпивши. Хотел Тоньку обругать, да вовремя гостей приметил, язык прикусил и натянул на лицо деланную улыбку, в хату позвал.

Двоюродная тетка с мужем, братьями и сыновьями вошли в избу. И тут же набросились на Тараса с бранью, упреками:

— Кобель ты старый! Облезлый кабан! Ты на что девчонку взял? Изголяться над нею? Кто ждал иль звал тебя, паршивого? Коли знал за собой грех, зачем женился, бесстыжие глаза?! Чего ее туркаешь, попрекаешь, лаешь, да грозишься?

— Я ничего. Живем, ладим, — оправдывался Тарас.

— С кем ты ладишь? С алкашами своими, пропойцами? — не выдержала Тонька.

И увидела в глазах мужа лютую ненависть. Поняла, что потеряла его навсегда.

— Недовольна? Шмаляй к своим! И чтоб духу твоего тут не было! — заорал мужик и, сдергивая с гвоздей халаты, юбки, кофты, кидал их на пол.

И тогда к нему подскочила родня. Мужики. Тетка едва успела выхватить у них из-под ног Тонькины вещи.

Тараса не просто били. Его молотили так озверело и свирепо, что он не мог ни отмахнуться, ни защититься, ни крикнуть.

— Прохвост! Пьянчуга! Изверг! — кричала тетка.

Весь в крови, в синяках, вспухший, Тарас валялся на полу грязным комом и, казалось, не дышал.

— Собирайся! Грех перед Богом увозить жену от мужа. Но это от мужа, а не от скота! Будешь у нас жить! Детей собирай! — завязывала вещи в узел тетка. Но в это время в дом вошла мать Тараса.

Со дня свадьбы не навещала она Тоньку. А тут на шум прибежала. Увидев избитого сына, на родню закричала. Когда те объяснили, за что поколотили мужика, почему оставляют его одного, в ноги Тоньке кинулась. Просила, умоляла не уезжать, не лишать детей родного отца. Обещала приходить, помогать невестке.

Тонька и поверила. Хотя родня и предупредила, мол, теперь решай. Если останешься с ним, к нам не приходи с жалобами. А если с нами, то к нему никогда не вернешься…

Тонька вдруг почувствовала шевеление в животе. Побледнела, заплакала навзрыд:

— Опять беременная…

— Ну, видишь, а кому твои дети нужны, как не отцу? Оставайся и не дури, — поджала губы свекровь.

Родня, узнав о беременности Антонины, перестали настаивать на отъезде и баба осталась.

Родня уехала. А Тарас, едва зажили побои, ушел из дома на целый месяц.

Вернула его свекровь. И все упрекала Тоньку, что неласковая она, холодная да грубая. Что мужа не может приласкать и согреть. Нет у нее в сердце ни чувств, ни добрых слов. А такая кому нужна?

— Так, а за что любить, его? Какие слова добрые найду? За что и кому? Он же никаких слов от свинячьего визга не отличит, — удивилась Тонька и добавила:

— Вы его таким родили, а я — мучаюсь. Еще я и виновата?

— Не хочешь, не живи! — поджала губы старуха.

— Ах, так! Ладно! Устрою детей в детсад и ясли! Работать пойду! Дадут мне дом лучше вашего свинарника! Задавитесь вы со своим Тарасом! Пойду к властям. Все расскажу! Вступятся! Еще и вам чертей в бока насуют! Не то время, чтоб так издеваться надо мной! И на детей платить будет! А нет — в тюрьму упрячут, как изверга и пьяницу! Хватит мне терпеть! Пусть за вас возьмутся! — накинула Тонька платок на плечи и удивилась…

Совсем отрезвевший Тарас стоял перед нею.

— Очухайся, баба! На кого жалиться собралась? На своего мужа! Посадят меня, кто детей кормить будет? Власти что-ль? То-то тебя в детстве накормили, что чуть не сдохла, если б не родня, не выжила бы! Куда тебя несет, подумай!

— Один раз я тебе поверила. Думала, изменишься, поймешь! А ты вовсе сдурел. Запил по-черному, словно нехристь какой! Чем так жить — лучше одна с детьми буду! Не то ты их пропьешь!