Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Колыма

«Вот прицепился лягаш проклятый, как репей. Ничем не отодрать. Чего ему от меня нужно? То орет, то про баб своих тут всякие басни рассказывает. На хрена бы это? Чего он от меня хочет? Что выслеживает? Какого черта ему надо? Смола липучая! Мусор! Вояка! Танкист сраный! Видали мы таких! Чуть в углу прижмешь, — куда ваша храбрость девается? Ты не первый на моем пути. Вот знать бы мне, что ты затеял, какие сети на моем пути поставил? Иль про Скальпа дознался? Может письмецо какое от кентов перехватил?»

— Но знаешь, ей не повезло. Всего пять лет, — продолжал Евгений Иванович.

— Сбежал дружок от нее?

— Умер.

— Это как же так? Других лечила. А мужа не смогла? — усмехнулся Беник.

— Значит, не смогла.Иль не захотела?

— Никто не смог! Он в Москве два года лежал. Черепное ранение. Это не шутка.

—Не повезло. Что ж, более здорового не нашла?

— Не по здоровью выбирала. По сердцу, — осек поселенца Евгений Иванович.

— А другого дружка не приобрела?

— Нет. Дружков не искала. Мужа тоже. Сама детей растила. Мы- помогали в меру сил И ничего. Хоть и без отца, а неплохие дети. В школе — отличники. В доме — помощники.

«С таким другом как ты, иным не вырастешь. Поди дохнуть свободно не давал. Какая же еще от тебя помощь будет? Начальник лягашей всего района. Не приведи Бог такого в друзьях иметь. Не повезло ж тем детям, чья мать с таким говном, как ты, зналась. Будь они моими, я б тебя на пушечный выстрел к ним не подпустил, чтоб даже одним воздухом с тобой не дышали», — думал Беник.

— Хотя и предлагали ей тут многие выйти замуж, но она не согласилась. Для детей жила. Строгая была женщина, — говорил Евгений Иванович.

«Какой дурак мог подойти к ней при таком как ты? Одно знакомство ее с тобою — любого отпугнет. Ты ж сторож — хуже любой собаки. И чем гордишься? Баба одна жила! Велика заслуга! А вот загнулась и кто теперь детей ее станет растить? Ты что ли? Так ты вырастишь! Себе подобных. Из детей — мусоров. Хорош воспитатель. А мужик, если бы был, спокойно довел бы до ума. Глядишь, людьми бы стали», — думал Беня.

— Тяжело ей жилось. С семнадцати лет на фронте. Потом — в двадцать семь вдова. Не жизнь — сплошное испытание. Вся-то ее радость в детях была. Но и здесь не повезло. Ей бы жить, да жить. Детям разве кто заменит ее? Я, конечно, обоих заберу себе. Но жаль ее.

— Вы что? Усовестить хотите? Так я вам сказал — не имел права!

— не сдержался поселенец.

— Усовестить. Нет, Бень. Зачем? Кому это нужно? Да еще теперь,

— покачал головой Евгений Иванович.

— Ну, а зачем вы здесь в любезностях покойной передо мной рассыпаетесь?

— А и верно! Ты прав, Бень. Ни к чему это. Только знаешь, мне бы ты лучше любую подлость сделал. Но мне. А вот для нее… Знай, для какого человека просил. Она мне больше, чем я сам себе, дорога. А ты отказал. Все правильно. Если по правилам. Да только не все правила к ситуациям отдельным применить можно. Иногда исключения нужно делать. А главное вовремя — у юристов это называется — в состоянии крайней необходимости. Правда для этого сердечко нужно иметь. Не твое. Не такое — как у тебя. А то ты только своею болью живешь. Чужой боли не слышишь. А жаль. С глухим сердцем у нас на Севере невозможно выжить. Правильность нужна нам. Но не твоя. Не нужно нам таких.

— Что вы имеете в виду? — побледнел Клещ.

— А ничего. Не сможем мы с тобой в одном селе жить. Не подходишь ты к нашим условиям. Поедешь в другое место. Тоже на поселение. Но подальше от нас. Отдежурил я при тебе.

— Но я же ни в чем не виноват, все делал как учил механик.

— Он этого не мог предвидеть!

— А я что мог?

— Сердце при себе иметь! Понял?

— Мне все равно. Но знаю, что сейчас вы не имеете права отдать меня под суд. А тогда — как знать!

— Ты ничего не понял. Эх-х!

— Так мне, что, прямо после смены собираться?

— Куда?

— На переотправку?

— Я созвонюсь с начальством. И скажу тебе.

— Сколько у меня времени в запасе? — спросил Беник.

— Я после похорон позвоню, — все еще сидел у стола Евгений Иванович.

Поселенец зло косился на него. Но ничего не мог поделать. Начальник милиции упорно не уходил. Хотя разговор был закончен. И итог его не обрадовал Клеща.

«Куда теперь загонят? В какую дыру? Уж конечно, она будет гораздо хуже Тигиля. Что его там ждет? Какое это место? Что там за люди? Какую дадут работу, заработок? Уж этот тип постарается, загнать меня куда подальше, да еще припишет от себя в напутствие, чтоб мне и совсем жизни не стало. Чего ж от него теперь ожидать? Этот законопатит. Ничему не обрадуешься. Тигиль, как рай будешь вспоминать. Эх, черт! Угораздило же меня спорить с ним! Может и обошлось бы… Видать эта баба ему дороже жены. Ишь как за нее вступается. Сестричкой зовет. А я-то подумал, что она и впрямь, родная сестра механика! А она ему совсем никто. Медсестра. Вот и все. Зато мне теперь она всю жизнь помниться будет. Одни неприятности из-за этих баб. Своей не имеешь, из-за чужой в беду попадешь. Ни живые, ни мертвые они нас в покое не оставляют. Одно горе от них».