Андрей Добрынин - Кольцевой разлом

Покуда Корсаков в "Притоне" ждал звонка Бориса, тот не терял времени. Организация не зря собирала сведения о московских криминальных командах: выяснить, кто "наехал" на "Стреляного воробья", не составило никакого труда, поскольку эта группировка, как и подавляющее большинство остальных, не только не скрывала свою деятельность, но, наоборот, старалась ее всячески афишировать. Заботились "крутые парни" лишь об одном: чтобы при проведении криминальных операций не оставлять прямых улик, и не потому, что наличие таковых в руках милиции непременно означало отправку "крутых" на нары,- просто договоренность с милицией, имеющей в своем распоряжении подобные козыри, стоила гораздо дороже. Времена свирепых избиений и погромов ушли в прошлое: теперь каждая команда сидела где-нибудь в кафе на своей территории, как паук в паутине, и лишь периодически посылала своих людей на сбор дани. Пытки и погромы оставались лишь как бы потенциальной возможностью, которая, однако, в случае малейшего сопротивления быстро превращалась в реальность. Территория города была давно поделена, и соперничества других группировок бандиты могли не опасаться, а если такое соперничество и возникало, то разрешалось путем цивилизованных переговоров. Разборки со стрельбой и трупами остались на долю всякой криминальной мелочи, на которую серьезные команды не обращали внимания,- разумеется, лишь до тех пор, пока мелкота (или "лохи") не пыталась обложить данью тех людей, которые уже платили дань настоящей "крыше". Собственно говоря, функцией группировок давно уже являлось не столько выколачивание дани - это был пройденный этап,- сколько обуздывание алчных "лохов", а также переговоры с не менее алчными чиновниками, мешающими подопечным бандитов зарабатывать деньги. Сигналы о бесчинствах "лохов" и о требованиях чиновников стекались в кабак, где заседала команда, там принималось решение, и "крутые" начинали действовать. Атаманы той группировки, на территории которой находился кабачок "Стреляный воробей", считали себя справедливыми людьми, ибо не требовали денег с таких заведений сразу же после их открытия, а давали какое-то время на то, чтобы встать на ноги. Наивный хозяин "Воробья" и не подозревал о том, что давно занесен в бандитский реестр: кроме налоговой полиции, с него никто ничего не требовал, а бедному ресторатору такое необычное положение казалось нормальным. Однако ему суждено было вскоре разочароваться: в кабачок в сопровождении своих "быков" заявился крупный бандит по кличке "Нос" и потребовал дань. "Стреляный воробей" был недорогим и не слишком посещаемым заведением с постоянной клиентурой, и выполнение требований Носа сделало бы его убыточным. Бандиты, собственно, этого и добивались: сам по себе кабачок им нравился, и потому они хотели просто-напросто выжить оттуда хозяина, поставившего дело на ноги, а на место хозяина посадить своего человека. То, что бандиты не потребовали от владельца "Воробья" убираться на все четыре стороны, а просто поставили ему невыполнимые финансовые условия, самим бандитам казалось опять-таки проявлением высокого гуманизма. Когда ресторатор попытался объяснить, что для него такая дань является непосильной, главарь бандитов грубо схватил его за нос и выкрутил нос так, что тот посинел, а ресторатор присел и завопил благим матом. За привычку вразумлять таким образом непокорных бандит Нос и получил свою кличку. Рэкетиры удалились, а владелец кабачка погрузился в тяжелое раздумье. Ничего не придумав, он позвонил в "Притон" Алексею, дабы излить душу, однако легче ему не стало. Он вновь принялся размышлять, но по всему выходило, что от любимого дела придется отказаться.

Тем временем шеф-повар небольшого кафе "У Гарика", которое завсегдатаи-бандиты называли просто "Угарик", стряпал очередную партию грибного жюльена - к этому блюду бандиты почему-то питали особую склонность. За окном послышался рев мотора и какие-то голоса. Повар раздвинул пальцами пластинки жалюзи и увидел, что во дворе маневрирует трактор с ковшом, готовясь, видимо, рыть траншею, а поодаль от трактора стоит кучка рабочих в засаленных спецовках, с лопатами и ломами. Человек в пиджаке и при галстуке, но в кирзовых сапогах - судя по всему, прораб,- размахивал руками, давая указания. Поскольку рабочий день уже кончился, повар решил, что аварийная бригада собирается ликвидировать какую-то поломку, и вернулся к своей стряпне. Неожиданно рев мотора сделался громче, и под самым окном что-то отчетливо звякнуло. Повар вновь бросился к окну и в щель жалюзи с ужасом увидел, как один из рабочих набрасывает на красивые витые прутья медной решетки, защищавшей окна кафе, тяжелые крючья на тросах. Другой конец тросов крепился к корме трактора. Пока повар пытался сообразить, что происходит, работяга дал отмашку, двигатель натужно взревел, трактор дернулся, окутавшись голубым дымом, и решетки с обоих окон "Угарика", выходивших во двор, с грохотом и лязгом полетели на асфальт. Повар инстинктивно отвернулся от окна, присел и закрыл голову руками. Он сделал это вовремя, потому что в следующее мгновение оба окна с оглушительным звоном разбились, и на повара, а также в котлы с жюльеном