Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

Лука Терранова так и не успел узнать, что смерть Де Камиллиса и его собственная близкая смерть стали результатом стечения обстоятельств. Случайного. В Бруклине Корсаков встречался с кое-какими людьми, знакомыми ему еще по работе на Чарли Пратта. Чарли и его люди работали сейчас на семейство Скаличе — осуществить свою мечту и сделаться великим среди черных братьев Чарли так и не удалось. Поэтому верхушку семейства знакомые Корсакова знали неплохо. В разговорах прозвучали имена Де Камиллиса и Террановы; один собеседник похвастался, что с таким крутым человеком, как Де Камиллис, он постоянно обедает в пиццерии «Кальтанисетта» — разумеется, не за одним столиком. Другой собеседник рассказал, что Терра-нова пошел по стопам великого Лански и организовал в порту своеобразную форму транспортного рэкета, когда сгружаемые товары волей-неволей приходилось перевозить на грузовиках, принадлежавших семье Скаличе, и под охраной ее же людей. Разумеется, Терранове приходилось контролировать прохождение грузов и иметь своих людей в профсоюзе докеров. Недавно докеры решили выставить дополнительные требования по оплате труда, и было назначено профсоюзное собрание, на котором ожидалось присутствие Террановы. Те, с кем говорил Корсаков, в криминальном мире являлись мелкой сошкой и понятия не имели о том, в каких отношениях их старый приятель находится с семейством, иначе скорее согласились бы отрезать себе языки, чем проболтаться.

Собственно, желание отрезать себе язык появилось у того мелкого торговца наркотиками, который похвастался, что каждый день видит за обедом самого Де Камиллиса. Хозяин пиццерии обратил внимание на то, что сразу после убийства один из его постоянных клиентов прекратил посещать заведение. Этой информацией заинтересовались люди Ди Карло и быстро выколотили из болтливого торговца всю подноготную. Убивать его не стали, так как его труп никому не был нужен, но лечиться бедняге после допроса, перешедшего в экзекуцию, пришлось целый год. Что же касается Террановы, то он после смерти Де Камиллиса решил во все деловые поездки надевать бронежилет, отчего его фигура, и без того бочкообразная, раздулась еще больше. Повсюду он появлялся в сопровождении внушительной охраны. И все же ни охрана, ни бронежилет его не спасли: охрана — потому, что любая охрана, со- стоящая из людей, неважно видит в темноте, бронежилет -- потому, что Корсаков имел дурную привычку стрелять (и попадать) в голову, а бронежилет, как известно, на голове не носят.

Профсоюзное собрание закончилось, как и следовало ожидать, затемно, улыбающийся Терранова, пожимая всем руки, проследовал в окружении тело- хранителей и ликующей толпы к выходу из клуба докеров. Автомобили и охрану он оставил у заднего выхода из клуба, а сам направился к парадному, куда специально для него должны были подогнать один-единственный «Кадиллак». Ошибка его состояла в том, что он недооценил хитрости противника. Корсаков вовсе не считал скопление охраны и лимузинов возле одного из выходов гарантией того, что жертва покинет здание именно через этот выход. Наоборот, подсознательно он сразу склонился в пользу парадного выхода. Терранова забыл еще и о том, что мощные микрофоны и шум толпы позволяли сметливому человеку на расстоянии в несколько десятков метров определить, что происходит в помещении. Слоняясь поблизости, Корсаков услышал рев и взрыв аплодисментов после заключительной тирады ведущего. Шум перемещался в вести- бюль, однако то не был гул негромких реплик, которыми выходящие с собрания обычно обмениваются друг с другом, — слышались восторженные возгласы и здравицы в честь «старины Луки» и «молодчины Луки». Такое могло происходить лишь в присутствии самого триумфатора, сопровождаемого к колеснице толпой. На белых шторах, закрывавших окна вестибюля, плясала многорукая и многоголовая масса теней, медленно двигавшаяся к парадному выходу. Корсаков, стараясь держаться подальше от света, падавшего из окон, не спеша направился по переулку туда же. Когда к парадному выходу подкатил черный лимузин, Корсаков окончательно уверился в том, что правильно выбрал позицию. Выделить в повалившей на улицу толпе кубообразную и слегка раскоряченную от собственной массивности фигуру Террановы оказалось проще простого. Корсаков вытащил из-за пояса пистолет, Терранова сделал один шаг, другой, повернулся вполоборота, разговаривая с кем-то... Метрах в пятидесяти от выхода из клуба в темноте полыхнули вспышки. Терранова не успел среагировать на звуки выстрелов, потому что первая же пуля, выпущенная из мощного пистолета, пробила его висок, пронизала навылет череп и, выйдя с противоположной стороны, вырвала височную кость, обрызгав всех стоявших рядом мозгом и кровью. Терранова взмахнул руками — при его могучей комплекции этот жест выглядел комично — и всей своей огромной массой навзничь грохнулся об асфальт. Стрельба прекратилась мгновенно, хотя жертва и успела получить три пули в голову и в шею, и потому телохранители не смогли определить, где находился стрелок. Выхватив оружие, они принялись метаться в разные стороны, кто-то бросился вызывать «Скорую помощь», кто-то попытался помочь раненому, но было уже поздно. Простреленная голова Луки Террановы покоилась в быстро расползавшейся луже крови, рот недоумевающе приоткрылся, и закатившийся глаз с тем же недоуменным выражением уставился в звездное небо. Таким и запечатлел покойного репортер «Кро-никл», которому вместо скучноватой заметки о рутинном профсоюзном собрании неожиданно удалось сделать сенсационный репортаж. Через несколько часов Корсаков с улыбкой читал этот репортаж, сидя в удобном кресле самолета, выполнявшего рейс на Брюссель. В противоположном направлении через океан летел другой самолет, в котором сидел спешно вылетевший из Неаполя в Нью-Йорк Марко Галло. Джо Скаличе поручил ему взять на себя руководство семейством, верхушка которого редела на глазах. Надо сказать, что по-собачьи преданный семье Марко на сей раз принял поручение без всякого энтузиазма. Вылавливать в десятимиллионном городе стреляющего без промаха маньяка с кучей паспортов ему еще не приходилось.