Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин

— Тимка! Иди работать! — позвал Сенька.

Медведь неохотно встал. Поплелся за Мухой. Другие лесорубы тоже пошли на деляну.

Аркадий удивился. Ведь наступили сумерки. Что можно сделать до темноты? И пошел понаблюдать.

Сенька валил березу. Вот она упала. Мужик подошел обработать дерево. Тимка ждал.

Муха повернулся, увидел зверя. Заглушил пилу. Подошел к медведю:

— На леденцы позарился? С-сука! — и ударил медведя ногой в живот. Тимка отскочил. Сенька нагнал его, бил пинками по животу, по спине, по морде. Зверь кричал, отмахивался лапами. Но слабо. Но вот он затих. Угнул голову.

— Прекрати, сволочь! — вышел из-за дерева Аркадий.

— А, и ты тут! Сыщик проклятый! — Муха пошел на Ярового, злой, хуже зверя. Кулаки в пудовые гири сжал.

— Ну, попался! Я знал, что ты придешь! — наступал Сенька.

Следователь понял, надо защищаться.

Поселенец подскочил. Короткий замах и… страшный удар в челюсть чуть не лишил сознания. Яровой стиснул зубы от боли. Резко, ребром ладони ударил по шее. Но Муха устоял. Он схватил Ярового за плечи, сдавил и ударил головой о ствол дерева.

— Кретин! — потемнело в глазах Аркадия. Он вывернулся. И изо всех сил ткнул Сеньку головой в сплетение. Потом — удар в челюсть. Неожиданный, резкий. Снова — по шее. Затем — по печени. Сенька бледнел. Яровой ловкий, подвижный, лишал его возможности двигаться.

Но вот Муха схватил топор. И тут же, получив удар в челюсть, отлетел на несколько шагов. Но снова вскочил.

— Убью!

Яровой резко ударил в висок. Сенька пошатнулся. И вдруг на него сзади навалился Тимка. Подмял поселенца. Не выпускает. Лапой по голове скребет. И только тут Аркадий заметил, что когти у зверя спилены. Он не мог сам себе вырыть берлогу, а потому пользовался жильем человека. Конечно, это было сделано не случайно. А зверь рычал, открывал пасть. Но и клыков не было. Их обломали у него, когда Тимка был еще медвежонком. Обломали не случайно. Он не мог грызть кости. И — даже поймай себе добычу в тайге— не смог бы ею воспользоваться. Вот и ел суп и кашу. От этой не звериной еды болели зубы.

Пасть Тимки раззявлена. Слюна на лицо Сеньки течет. Но что толку! В пасти — злость. Но проучить, наказать поселенца за свои обиды зверь в полной мере не мог.

— И ты, курва, на меня? — вырывался Сенька. Но медведь держал крепко. Не выпускал. Он валял бригадира по траве. Мял его, рычал в лицо, норовил прихватить зубами за горло.

Сенька ударил его коленом в живот. Тимка отскочил. Повалился на траву. И Яровой заметил, что медведь кастрирован. Вот почему он не ушел от людей, вот почему не манит его тайга.

У Тимки не будет медвежат. Никогда! У него отнято все, отнято человеком.

Сенька, корчась от боли, вставал трудно. Тимка уже зализывал живот. И вдруг, глянув в сторону Ярового, рявкнул. Кинулся. Яровой вскочил. И вовремя. Громадная, старая, сырая береза повалилась с шумом. Еще немного промедли — и она раздавила бы следователя.

Дерево было подпилено и едва держалось. Аркадий заметил тонкий трос, уползающий в кусты. Его натянули от дерева. И вот оно рухнуло. Но мимо.

«Снова пронесло», — вздохнул следователь. Лицо Мухи белело в сгущающихся сумерках то ли от боли, то ли от злости.

Тимку задело ветками, но слегка. И медведь, почесывая ушибленные места, досадливо косился в сторону Сеньки.

Поселенец, тяжело ступая, подошел к следователю:

— Отвяжись ты от меня. Отступись.

— Если не виновен, тогда — да.

— Много ты понимаешь в этом: виновен, не виновен. Жизнь-то меня кругом виноватым сделала. Каждая козявка укусить норовит. Нигде покоя нет. Сюда забился, так и то дергаешь.

— Сам виноват, — прервал Яровой.

— В чем?

— Если бы не был виновен, не травил бы на меня зверя, не подпиливал бы дерево. Убивают лишь из мести или из страха! Мстить тебе мне не за что. А вот страх!..

— Ненавижу слежку. Что ты овчаркой здесь около меня крутишься? Что вынюхиваешь?

— Выбирай выражения!

— Выбрал бы я! Не навидался я вашего брата?! Мусора проклятые! Терпенья с вами нет.

— Ничего, потерпишь.

— Ладно. Посмотрим, чья возьмет, — процедил Сенька сквозь зубы. И, подойдя чуть ли не вплотную к Яровому, сказал:

— Хорошо ты меня отделал. Повезло тебе. Я ведь и убить тебя мог вгорячах!

— Я не волк. Не задушишь.

— Смотри-ка! И об этом знаешь! Силен ты, мужик. Все узнал. И драться умеешь. Но… смотри, не путайся у меня под ногами. Сегодня — повезло. А завтра, как знать, что с тобой может случиться. Не попадайся мне на глаза. И близ меня не шастай! Понял?