Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

— Вот тебе! — отмерил Колька руку по плечо.

Рыжий попытался врезать Коршуну ногой в пах. Но не удержался. Упал на спину гулко. Коршун смотрел, как рыжий, обливаясь кровью, пытался встать и не мог. Руки отказали. Парень, сцепив зубы, глухо стонал.

— Сволочь грязная! Жив не буду, но угроблю тебя за все! — грозил он, беспомощно валяясь на земле.

— Сдыхай, грозилка! Параша безмозглая! За вонючую транду только идиоты рискуют тыквой! Курва твоя Зинка! Ею в зоне даже сявки не понуждались бы! А ты за нее сам ожмуришься! Нужен ей кто-то? Да она, лярва, под любого ляжет! Без уговоров. Что, всех мокрить будешь?

— Захлопнись, гнида! Я тебе за нее рога обломаю! — сдавливал парень плечо.

— Не наезжай! Покуда большего не схлопотал! — предупредил Колька, подойдя совсем близко.

— Твоя взяла! Но это сегодня! Больше не попадайся на пути!

— Тебе ли вякать! Поссать захочешь, брюки не расстегнешь. Чего нарываешься, чтоб тыкву снял тебе? Это мне как два пальца! — усмехался Коршун, глядя в сереющее лицо.

Он с ехидной ухмылкой смотрел на рыжего. Курил. Уходить не спешил.

— Чего торчишь тут, как хрен во лбу? Сматывайся!

— Нет! Я погляжу, как ожмуришься. Не пошли тебе впрок мои деньги? Захлебнешься нынче за подлянки свои. Втроем на одного налетели? Эх вы, фраера! Пидоры облезлые! Сворой трамбовать умеете? А поодиночке — слабы в яйцах? — смеялся Колька.

— Не заносись! Сегодня твой верх! Но…

— У тебя не будет завтра, — усмехнулся Колька криво. И только решил добить рыжего, как услышал неподалеку грохот трактора, он приближался. Коршун понял, что опоздал.

— Вставай, выкидыш обиженника! Я — не ты! Валяй в Хангузу! Залижись в поселке. Может, мозги заведутся? Допрешь, на кого хвост поднимал? А наперед секи: тебя не щупают, жопу не подставляй! — Колька сунул топор за пояс, поднял рыжего с травы. Тот встал, шатаясь, ноги дрожали.

— Лажанешь менту — из-под земли достану и размажу. Клянусь мамой! — пообещал Колька. И, остановив трактор, помог кудлатому мужику подсадить рыжего в кабину. Тракторист, оглянувшись на сани, груженные бревнами, тут же поехал в поселок.

Коршун сидел в тайге. Он думал, что рыжий обязательно заявит на него участковому. И тот не промедлит, вернет в зону с дополнительным сроком. А Кольке так не хотелось туда.

Он клял теперь свою несдержанность. «Зачем задел Зинку? Если б не она, жил бы тихо. Но угораздило некстати. Теперь кенты не Простят. Учинят разборку за то, что не на деле сгребли, а из-за шмары попух. Продуют в рамса. Либо и вовсе размажут», — думал Коршун, выглядывая из-за кустов.

Отсюда ему хорошо виден свой барак. Но участкового возле него нет.

Прошел час, второй. Сколько времени просидел в тайге Коршун, он и сам не знал. Конечно, будь кенты в Охе, а не на гастролях, слинял бы сразу. Но без них куда податься? Все ксивы в ментовке. А без них с Сахалина не смыться.

Он вернулся в барак, когда уже стало темнеть. Но нет, никто не пришел за ним. Не стучал в дверь громовыми кулаками. Не требовал открыть двери сию минуту. Колька проспал допоздна.

Никто не навестил Коршуна и на этот день. Не шушукались за его спиной хангузинцы. И даже тракторист, увезший рыжего из тайги, встретив Кольку, приветливо помахал ему рукой.

Коршун совсем успокоился и перестал закрываться на все запоры. В тот третий вечер он мыл голову в тазике, когда дверь, будто лопнув, распахнулась, и в комнатенку вошел рыжий. Без стука и разрешения.

— Кончай барахтаться! Разговор к тебе есть! — Он плюхнулся на табуретку, застонавшую на все голоса.

Коршун быстро вытер волосы. Убрал таз. Сел напротив.

— Что надо? — спросил в тон гостю.

Тот достал бутылку из-за пазухи. Поставил на стол.

— С хрена ли? — изумился Коршун.

— Прощаться пришел, — буркнул тот.

— Смываешься?

— Уедешь ты. И чем скорее, тем лучше для нас обоих. Понял?

— Не доперло. С чего это ты паханить тут взялся? Ты кто мне, чтоб велел?

— Пока друг друга не угробили! Или не понял, что выживший — зоны не минет. Это лет на десять. Выйдет ли оттуда живой? А в одном поселке жить не сможет. Вот и мотай отсюда, пока я совсем не окреп, — предложил гость.

— Не выгорит! Я на Хангузе приморенный. Не своей волей канаю. Условный срок отбываю под надзором участкового. Будь вольным, не только дня — минуты на Сахалине не жил бы. Давно б домой мотанулся. Так что линять придется тебе.

— Сидел, значит? А за что?

— Ты мне кто, мама родная иль пахан?

— Да не в том дело. Как мужик мужика спросил. — Оглядевшись по сторонам, парень увидел стакан. — Давай выпьем! — предложил Кольке.