— Нынче отоспимся, а завтра поговорим, куда двинемся! — предложил Андрей Михайлович, сворачивая к своей калитке.
В этот вечер они хотели отсидеться по домам. Петрович, не увидев дома Тоню с Колькой, подумал, что они в детсаде и, помывшись наскоро, лег спать, он проснулся от того, что его трясли за плечо и чей-то громкий, нахальный голос кричал в уши:
— Чего дрыхнешь как беременный? Храпишь, что медведь после случки! Хватит дурака валять! Вставай, едрена вошь! — увидел Дарью. Она снова была в телогрейке и брюках, ругала мужика ни за что:
— Куда подевалася королевна? Сызнова баба лярвой сделалась? Чево горло дерешь, ну кого из-под меня стребовалося? — сморщился мужик, недовольно косясь на соседку, но Степановна не смутилась:
— Еще и оговаривается, облезлый рахит! Говорю, вставай, черт немытый! — дергала Петровича, не щадя:
— Отвяжись, холера полоумная! Дай дух перевести. Ведь час взад воротились с заказу. Надо ж выспаться, а тут тебя, лахудру, поднесло как во грех, — сел в постели, протирая глаза.
— Успеешь выдрыхнуться! Я вот вам письмо от Розы какой день в кармане ношу!
— Сдалась она мне! Ну хто я ей! Улетела она в свой Израиль, ну и лады. Я об ей не сохну. Какое мне дело до заграничной бабы? Стоило по пустяку сон сбивать? Ну и дура ты заполошная, — смотрел с укором на бабу.
— Петрович! Миленький, ну, проснись, котик, мне с тобой посоветоваться нужно! — внезапно сменила тон Дарья и будто теплой водой умыла душу человека:
— Враз миленьким сделался! Ну и плутовка баба! — рассмеялся мужик и встал с постели шустро, будто отдыхал всю ночь.
— Ну, чево у тебя стряслось? Выкладай!
Степановна подала письмо Розы.
— То Михалычу отдай. Ему она пришлась по душе, а мне без надобностев. Ты про заботы проскажи, чего прибегла ровно угорелая? — присел рядом с Дарьей, та тихо заговорила:
— Понимаешь, у нас на работе комиссия была. Все склады проверили, документы подняли. Вроде все в порядке, а директрису уволили. За что, про что, никто не знает. Официально сказали, будто на пенсию кебинизировали. Но ведь справлялась она. И неплохо!
— А мне какое до ей дело? — перебил Петрович.
— Вася! Так меня заставляют принять базу! — дрогнули руки бабы.
— И што? Какая там получка?
— Да разве в ней дело? А вдруг не справлюсь, не сумею, что тогда? На весь свет опозорюсь! — задергался подбородок бабы, и Петрович увидел, почувствовал, как боится она внезапной перемены.
— Стало быть, в директоры тебя производят? — уточнил посерьезнев.
— Ну да…
— Так ты с пеленок ей родилась. То твоя судьба с изначалья. Припоздали малость, нуда свое возьмешь. Не пойму, чего пужаешься. Если ты не сладишь, другим вовсе браться нечего. То твое место. Иди и не раздумывай. У тебя все склеится как надо и не сумлевайся. Слышь, Дарья, лучшего начальника чем ты и не сыскать. Ты ж на той базе смолоду, все наскрозь ведаешь, нихто не заглумит голову. Сама любого обставишь. И не раздумывай, соглашайся, покуда берут.
— Ты так думаешь?
— Уверен, как в себе!
— А я боюсь!
— Заяц тоже пужается, но зайчат стружит. За им трусливым, смелые волки плодиться не поспевают. Чево тебе страх одолел? Такая гром-баба, а директорства спугалась. Тебя вся улица, как молнию обходит!
— Васек! Я только женщина! Может внешне грубая, от того что защищаюсь, как могу. А в душе такая же как все. И слезы лью, и переживаю, и ночами не сплю, неспроста конечно, другим есть с кем посоветоваться, я кругом одна.
Василий Петрович слегка придвинулся к Степановне:
— Оставайся какая есть, наша королевна! Тебе б поболе тепла, эх и женщина получилась бы! Слышишь, Дашутка? Може став начальницей, сымешь телогрейку, и не токмо с плеч, а и с души. Чтоб завсегда оставаться женщиной, какую я во снах и поныне вижу.
— Будет тебе, Вася! Я ведь по делу пришла. А ты вон куда сворачиваешь, — отодвинулась Степановна.
— Ты по делу, я по жизни, у каждого своя правда за спиной стоит. Разберись нынче, что важнее. Ведь все мы человеки. Но я не навязываюсь, помню свой шесток и не стану докучать.
— Спасибо, Васек! Мне очень дорог твой совет. Теперь проще решиться будет. А письмо Розы возьми, не откидывай. Оно вам обоим написано.
Петрович, едва ушла Степановна, забрал письмо Розы и пошел к Михалычу. Тот тоже не спал. Пил чай на кухне.
— А ты чего один, как сыч? Кто помешал кемарить? — удивился Петрович.
— Тихо ты! Вона глянь в зал. Чего еще скажешь? — слегка приоткрыл дверь. Василий заглянул и оторопел.
Читать дальше