Петр Катериничев - Охота на медведя

— Я думаю, оперу вы слушать не станете. Но ко мне заехать просто обязаны.

В вашем лице, милый финансист, есть нечто, чего я пока не могу ни понять, ни объяснить... А потому хочу написать ваш портрет.

— Молод я для портретов. Регалий недостает.

Женя рассмеялась:

— Я же не предлагаю лепить с вас конную статую в натуральную величину. Вы, Олег, сосредоточены на чем-то так сильно, что это мешает вам увидеть мир, а миру — рассмотреть вас. Может быть, я помогу в этом вам обоим?

Девушка сдунула с ладошки поцелуй, развернулась и пошла по коридору — легкой, упругой походкой, зная, что многие провожают ее взглядами, и вовсе не желая скрывать ни свою раскованность, ни это знание.

Всякое знание — ложно, если оно касается людей. Люди скрытны, переменчивы, лживы, они лгут всему и всем — недругам, друзьям, собственному отражению в зеркале, но больше всего — самим себе. И как можно узнать другого, если человек не знает себя и «возвышающий обман» ему милее, чем самая правдивая правда?.. Да и является ли то, что унижает человеческое в людях, правдой? Или — это тоже полузнание, такое же несуразное и несовершенное, как все, что есть в нас?..

Мысли эти промелькнули и — исчезли. Когда-нибудь, когда страсти мира сего перестанут его беспокоить, он поселится в дальнем скиту и будет размышлять...

Сейчас — действовать. Проклятие любого времени: нужно делать, делать, делать...

А если и думать, то только над тем, что делать и как. Потому что время когда-нибудь пройдет, и останется лишь вечность. Или — небытие. Ощутить жизнь или хотя бы поразмышлять о цветах, полевых травах, далеких островах, над тайной ледяного севера или над сокровенным в собственной душе — нет ни времени, ни сил. И еще — страшно. Просто страшно.

Вот люди и ныряют в водовороты событий, чтобы не думать и даже не чувствовать... Чего-то достигают или не достигают, радуются, негодуют, печалуются... Над чем? Над тем, что эту гонку так трудно принять за жизнь?

Роскошный автомобиль мчал Гринева через Замоскворечье; сзади, как призрак ночи, маячил черный тонированный «хаммер». Журналистов не было. Разглядев впереди неоновое сияние огней ночного клуба, Олег велел остановиться, произнес коротко и властно:

— Ждите.

Вошел в клуб, заметил, как один из охранников тихонько просочился следом и неприметно завис у стойки. Олег только улыбнулся про себя: люди у Никиты Николаевича вышколены, но без фантазии. А без фантазии в любом деле, будь то бизнес, любовь или шпионаж, можно работать только на самых подступах к «утесам». Потому что на иные вершины и карабкаться не стоит: будешь рисковать, срываться, рисковать снова, а когда заберешься, — вот ты, первый и единственный! — там давно, как в песне: уже и волшебник прилетел «в голубом вертолете», и крутит всем бесплатное кино, и раздает дармовое пиво, и лучезарно улыбается новоявленному скалолазу щербатым ротком — дескать, вовремя вы, у нас и шашлычок уже доспевает, и сауна дотапливается, и девочки одна другой субтильнее ждут-с.

Загрохотали динамики, порядком осоловевшая или, наоборот, вздернутая дозой публика выскочила подрыгаться, перекрыв охраннику у стойки обзор. Олег встал, стремительно прошел по залу к сцене, легко проскользнул мимо охранника, трепавшегося о чем-то с проституткой, — тот и пытался было дернуться, остановить или хотя бы поинтересоваться, за каким рожном посетитель прется в служебные помещения, но Олег остановил его взглядом, властным и резким, но притом сложил складки рта в циничную гримаску — дескать, зачем людишки за кулисы ломятся? Сам сообрази, хочется деву, что пять минут назад на сцене змеей извивалась, на «нощь неземной любови» уболтать...

Олег прошел длинный коридор, по сторонам которого располагались гримерные, спустился по лесенке в пяток ступенек, миновал поворот и вышел через служебную дверь. Быстро пересек переулок, юркнул в проходной, оказался на другой улочке, прошел еще проходной и дворами вышел к сияющему неону станции метро.

На перроне помаячил. Когда подошел поезд с другой стороны и уже объявили, что двери закрываются, метнулся, успел проскочить, оглядел покинутый перрон, — нет, никто не побежал вослед. Впрочем, если за ним пустили профессиональную наружку, такой трюк не сработает. Но чутье подсказывало: рано. Ни для кого он еще не фигура, так, пешка в чужой игре. Почти как в классике детектива.

На Кольцевой Олег пересел, добрался до «Новослободской», прошел по одной из улиц и в переулке увидел припаркованную «Ниву». Автомобиль имел вид служилого ветерана и цвет «ночь с грязью». Или «мутная вода с илом». В любом случае, этот цвет нельзя было ни запомнить, ни даже внятно определить. Номер обычный, без затей. Стекла тонированы самую малую толику, по моде; сколько в авто людей — можно было различить легко, а вот разглядеть лицо водителя — нет.