Петр Катериничев - Охота на медведя

— Прошу.

Олег вошел. Дверь позади захлопнулась. Отчетливо щелкнул замок.

Затвор замкнулся мягко, как литой засов, Быль снов молчала в серой западне домов Бред дней метался в желтом свете фонарей, Бег к ней — среди танцующих теней... — напел тихохонько Олег, оглядывая комнату.

Она была огромна. По стенам — полотна итальянцев века шестнадцатого, пара — кисти Ван-Дейка и голландцев — школы Снейдерса. А может быть, и самого мастера. И никакого избыточного декора. Высоченные, украшенные простым орнаментом белые стены, словно в Георгиевском зале Кремля, уходили в поднебесье. А там и было поднебесье: огромный плафон полусферой укрывал зал, изливая вниз потоки чуть искаженного витражным стеклом света.

— Красиво, добротно, хорошо.

Благообразный сухощавый старик выкатился из дальней двери на самодвижущейся коляске стремительно, словно пацанчик на самокате.

— Итак, что вы натворили, молодой человек? — спросил он живо.

Голова его была опушена седыми кудряшками, на губах блуждала ехидная улыбка, а светло-голубые глаза были блестящими, веселыми и вовсе не старческими. Сейчас — глаза просто сияли озорством.

— Натворил?

— Ну да. Раз вы попали в наш элитный дурдом, значит — совершили нечто совсем противоправное... на финансовой почве. — Старик скрипуче засмеялся. — Признайтесь, Форт-Нокс обанкротили или — бедных азиатов с их куцым воображением пытались кинуть? Я знавал такого удачливого спекулянта: Джордж Сорос, слышали?

— Слышал.

— Ну да Джорджи, кажется, ударился в филантропию. Но этот малый — пройдоха, это говорю вам я, Роджер Эванс Джонс! А я знаю толк в рискованных спекуляциях... И на своей филантропии Сорос тоже делает деньги. Он по-другому не умеет. А что делаете вы?

Старичок подъехал на каталке к Олегу почти вплотную, всмотрелся в лицо Гринева, и — Олегу показалось, Джонс отчего-то страшно растерялся. Взгляд его стал детским и абсолютно беспомощным.

— Кто вы? — спросил он тихо.

— Меня зовут Олег Гринев. А вы... Господин Корсаков сказал, что вас называют Папа Роджер.

— К сожалению, меня так давно никто не называет. Время... Время сжирает все. И наши былые победы, и наши успехи, и — нас самих. Когда нам двадцать, мы готовы тратить время, нервы, здоровье на развлечения, когда тридцать — мы гробим все ради карьеры, признания, самореализации... Когда за сорок — приходит срок заботиться о семье... А теперь... Душа оказывается в никому не нужной и никому не важной изношенной оболочке, и сама она — больше никому не нужна.

Глаза Роджера Джонса словно подернулись поволокой, старик склонил голову набок и замер. Олегу показалось, что он уснул — с открытыми глазами: со стариками такое случается.

Но он поднял голову, спросил:

— У вас есть семья, мистер Гринев? Постойте... Серж Корсаков... Теодор Гринев... вам родственник?

— Я его сын.

— Кажется, вашу маму звали Мэри.

— Да. Мария Федоровна Гринева. Урожденная Елагина.

Старик снова задумался, остановившись взглядом на какой-то ведомой ему точке на стене. Произнес вслух:

— Тогда — понятно... Понятно... Как поживают ваши родители?

— Они умерли.

— Мне кажется, они были совсем молодые люди...

— Вы просто знали их молодыми. Отец погиб совсем недавно. Мама скончалась в тот же день.

— Погиб?

— Да. В автокатастрофе. Но это была не катастрофа.

— А что?

— Убийство.

Старик вскинул голову:

— Убийство?

— Да.

Джонс кивнул:

— Что-то я слышал об этом... Кажется, в России большая преступность.

Брежнев совсем плохо контролирует ситуацию в вашей стране.

— Это точно.

— Вашего отца убили ганстеры?

— Нет. Это было заказное убийство.

— Разве он был мафиози?

— Нет. В России заказное убийство стало одним из видов конкурентной борьбы.

— Скажите, а в чем ваша проблема, Олег Гринев? Серж Корсаков объяснил мне все уж очень в общих чертах.

— Я неудачно сыграл на фондовой бирже.

— В Нью-Йорке?

— Нет. В Москве.

— Разве у коммунистов есть фондовая биржа?

— Есть.

— Не может быть. Коммунисты всегда были против частной собственности.

— Теперь они ее обрели. И стали — «за».

— Почему я об этом ничего не знаю?

Олег пожал плечами. На мгновение ему стало грустно. Зачем Корсаков послал его сюда? Чтобы запереть в дурдоме? А — смысл? Или — это единственный способ сохранить ему жизнь? Но Сергей Кириллович Корсаков явно не альтруист. Стереть Гринева ему было куда проще, чем посылать сюда. Или он не ведал, что сэр Джонс — сдвинулся не «как все», а много серьезнее?..