Петр Катериничев - Тропа барса

Микола Карамаз был бодр и возбужден. Вчерашнее похмелье прогнал доброй чаркой горилки, выхлебал литровую миску наваристого борща и покойно отдыхал, покуривая духовитую самокрутку: в огороде его росли кусты доброго самосада, никакого другого табака он не признавал — химия. Вот его батяня: смолил всю жизнь, как паровозная труба, а свои восемьдесят семь прожил как здрасьте. И никаких тебе хворей, окромя утрешнего кашля, но и тот батяня считал полезным: дескать, вся зараза с ним сходит. И помер легко: займался чем-то в сараюхе, присел на завалинке передохнуть да больше и не встал.

Карамаз услышал урчание мотора, выглянул в окно. Явились не запылились.

Казаки подтягивались. Хотя какие они к шуту казаки! Сброд всякий, каждой твари по паре, но с ими сподручнее: чего скажешь, то и исполнят. Еще четыре года назад он взялся атаманить в трех станицах по берегу, благо никому оно сильно не надо было. А вот ему — надо. Подгреб под себя рынки да хобар с летних отдыхающих.

Пусть их и небогато стало, а лучше, чем ничего. В Первомайском, там Сема Хвостовой атаманил, да шибко жадный до грошей оказался: пансионат ему, вишь ты, глянулся. А там — иные денюжки пляшут. Схоронили Сему чинно, да и забыли. А он, Микола Карамаз, в самой середочке оказался: должны же какие людишки за порядком в тех пансионатах по зимней поре присматривать? Вот он и взялся со товарищи. А там и за колхозной — да какая она теперь колхозная! — собственностью. Винзавод совсем немалые денюжки кому-то несет. Правда, меньше, чем от той кавказской ханки, что из Осетии в Россию гонют, а все же. Главное — не жадничать. Течет кое-какая деньга, и хорошо.

Старания Карамаза оценили: навесили погоны старлея и дали уж теперь законную власть. Правда, самостоятельные казаки давно плюнули на его затею, а что с них толку? Никакого, по правде говоря. А на верхах нашелся ктой-то сильно головатый: к Карамазу стали подсылать вроде на побывку да для охраны тех же санаториев оторванных хлопчиков; отсиживались они в станицах кто после Приднестровья, кто после Абхазии, а кто — с Чечни. Вроде как псы войны, да не одиночки, а так, мясо. Ему было ведено к охранному делу их приспосабливать и следить, чтобы не бедокурили. Не, кто-то умный сидел в области: коли что, выдергивай наймитов да отсылай повоевать; много за них, видать, не платили, но большие деньги из маленьких ручейков сливаются. Правда, какие поволчистее — долго не усиживались, пропадали невесть куда. Подозревал Карамаз: воевать подавались безо всякого указа. Мучились, видать, они без душегубства, как наркоманы без зелья. Хм…

Чего-чего, а зелья здесь было навалом: еще когдась какие-то пришлые привезли травку с Оренбурга да втихаря засеяли: прижилась. Вот и эти «постояльцы» — тож прижились. С осени до весны.

Правда, и такие случались, что права качать начинали да свои правила строить; с такими Карамаз не цацкался: силой Бог не обидел, как-то зашиб двоих кулачищами до смерти, да при всей братве: зауважали. Да и вожак ихний, Бульдогом его все кликали, уж очень морда похожая да и свиреп, из области присланный вроде как комиссар при их, тож серьезный был мужчина: боялись те волонтеры его. Не глядя на то что побитые каждый на голову.

И то правда: без страха никакой власти быть не может, всякий порядок только страхом и держится, и больше ничем.

А ночью возьми да и позвони из области Костька Шаповал: дескать, в вашенские степи какой-то безголовый отморозок подался, на джипе да с девкой. В Крамогорске, баял, четверых парнищ в кровище потопил, а среди других самого Бурнаша укоротил, да не просто, а на всю голову… Потом — стихи читал, что твой артист Тихонов. Известное дело: псих. Так Шаповал велеть не велел, а насторожил: коли появится, валить гада вмертвую. И еще, тот, дескать, спецназовец бывший какой, и с им беречься треба.

Видать, Бульдогу Шаповал звонил особо. Побудил тот свою охоронную братву ни свет ни заря, разослал по окрестностям, блюсти, значит, да к нему, Карамазу, чуть засветло заявился: дескать, коли что, своими ментовскими погонами потом все покроешь. Карамаз хотел было свой наряд поднять, да Бульдог остерег: не треба.

Он, Микола Карамаз, не дурак, да и не был им никогда: из-за маньячишки можно, конечно, и этих волчарников поднять, да это вряд ли; просто у кого-то голова на плечах гарно сварила: казацкая-де самооборона завалила супостата-кровопускателя, защищая мирных селян, а поскоку пуляют они с охотничьих ружей да карабинов, жаканом да картечью, то и опознать не будет никакой возможности. Правда, обмолвился Шаповал: девка с ним, с душегубом спецназовцем тем, уж полюбовница или подельница — Бог весть, а тока ее подранить хорошо бы, но доставить в область или хоть в район головой. Не убитую.