Петр Катериничев - Беглый огонь

Пробуждение мое было хрен знает на что похоже. Вернее, ни на что не похоже.

Когда я открыл глаза, то обнаружил, что смотрю лишь одним. Второй был плотно укутан слоем марли. Как и все лицо. Свободными оставались лишь губы. Провел языком: зубы тоже на месте. А вот лицо… Попытался поморщиться — откровенно засаднило.

И это открытие было не единственным. За окном резвилось утро. И не какое-нибудь раннее: солнце таращилось сквозь полуприкрытые вертикальные жалюзи вполне осмысленно — часиков эдак на десять. Это означало, что провел я в отключке часов пять, никак не меньше.

Попробовал шевельнуть пальцами ног и рук — слушались. Но во всем теле ощущалась какая-то вялость, словно некто, пытаясь сделать мою беспутную жизнь похожей на самый сладкий сахар, впилил мне внутримышечно инъекцию добротной патоки, литра полтора, никак не меньше. В голове клубилось то же сладкое ощущение вселенского счастья, а также равенства, братства, мира, труда и мая.

Сама комната была не просто прибранная — почти роскошная. Просторная, по-европейски обставленная, светлая. И в то же время было в ней что-то от непостоянства, как номер пятизвездочной гостиницы: офорты на стенах, исключительная чистота и комфорт, но живи ты в такой комнате хоть десяток лет, домом называть не станешь.

Попробовал потянуться: получилось. Кроме легкой ушибной боли — ничего.

Значит, ни переломов, ни разрывов связок. Легко отделался. В том, что меня сбила машина, сомнений не было. Но вот чья это машина?

Мои дальнейшие мыслительные изыски потекли в самую унылую сторону.

Возможно, неизвестные преследователи все же настигли меня? Для специально обученного водилы пнуть объект бампером как раз настолько, насколько нужно, — искусство хотя и мудреное, но выполнимое. С поправкой на случай. А что это означает? А это означает, что меня таки «приземлили» не до смерти с одной-единственной целью: вдумчиво выпотрошить героя с помощью новейших модификаций аминала, скополамина и иных достижений небытовой химии. После такого вот неспешного потрошения от самих мозгов в большинстве случаев остается остов: клиента можно смело записывать в небуйное отделение местной психушки. Если, понятно, я еще не в ней.

То, что произошло потом, доказывало: нет, не в ней. Просто я уже умер, и за какие-то неведомые мне заслуги перед исламом поощрен: меня поместили именно в тамошний рай. Сдвоенная филенчатая дверь распахнулась и появились — фурии или гурии, как они там называются, я запамятовал, — но точно нимфы. Две девчонки, лет не больше семнадцати, одетые… Нет, слово «одетые» здесь было не вполне уместно, скорее раздетые, но с тем шармом, какой и отличает свободных нимфеток от путан по найму: белое кружевное белье, гольфы и роскошные банты в волосах.

Лукаво переглядываясь, лаская друг дружку, они освободились от трусиков и сорочек и начали заниматься любовью: нежно, раскованно и бесстыдно.

М-да… Выходит, это был не рай, скорее его противоположность: некие мстительные восточные дэйвы, джинны, шайтаны ночи и прочие мракобесы решили поиздеваться над презренным гяуром и для затравки прокрутить нечто вроде кино, дабы осознал, чего лишится, а затем уж приняться за грешника всерьез со всем потусторонним демоническим старанием.

А девчонки уже постанывали, выгибаясь, лаская друг дружку искренне и изощренно. Зрелище было опьяняющим до безрассудства. Одна, упруго прогнувшись, стояла ко мне спиной, демонстрируя все потаенные прелести, и, притянув подругу за бедра, ласкала ее язычком. А эта, вторая, время от времени бросала на меня невидящий взгляд, закусывала губу и снова уносилась далеко-далеко на волнах страсти и наслаждения. Похоже, мое неравнодушное внимание их здорово заводило.

И когда я готов был уже взвыть, девчонки оторвались друг от дружки, одна легко сбросила одеяло, шутовски округлила глаза, увидев то, что под ним, и принялась «играть мелодию страсти на флейте любви»: именно так называли подобный музыкальный ноктюрн китайские мастера в древних трактатах. Девушка оказалась в избранном жанре искусства просто Ванессой Мэй: уже через минуту я забыл, кто я, где нахожусь и зачем… Пока горячая волна не накрыла всего меня, не потащила за собой, не взорвалась тысячами пронизанных солнцем брызг… Истома и усталость жаркого солнечного дня опустились на тело лаской невидимого прибоя…

Девочки снова занялись собой, оставив меня на время. Они выгибались и постанывали; и вот уже новая горячая волна накатила бешено и властно, я притянул к себе одну из девушек, она вскрикнула, почувствовав меня, другая закусила губу и запустила ногти ей в спину, глядя мне в глаза взглядом ревнивой пантеры…