Петр Катериничев - Время барса

Ладно, Аленка, видать, не у одной тебя сегодня настроение бесовое, прости Господи… — Оксана Петровна перекрестилась, вздохнула:

— Пойдем-ка спать, с Богом. Утро вечера мудренее.

Аля только кивнула, пошла к себе в комнату… Видение было ясным, как при вспышке блица: Олег, ее Олег лежит на снегу, пытаясь подняться, ему это не удается, он барахтается беспомощно, а кругом — никого, только высокие бетонные перекрытия и грязный, в налете копоти и гари, снег… От этой картинки у девушки снова зашлось сердце, а ноги будто подкосились сами собой. Она присела на кровать, чуть прилегла и тут же уснула как убитая. Без сновидений.

Следующим утром будто кто толкнул Алю в плечо: просыпайся! Она посмотрела в окно: было очень светло от выпавшего за ночь снега. А у нее было такое ощущение, будто она очнулась от долгой болезни. К черту Глостера. К дьяволу!

Пусть мертвые погребают своих мертвецов, а она хочет жить — и будет жить! Долго и счастливо! У нее есть любовь, и никто, никто у нее этого не отнимет!

Бодрая и даже самую чуточку взвинченная, Аля быстро позавтракала в махонькой кухоньке. Нужно ехать. Ехать. Но не в Княжинск — в Москву. Разыскать Лира и… Кроме нее никто не знает его настоящего имени; она должна найти Лира — и уничтожить. Раздавить как паука! Иначе он уничтожит и ее саму, и Олега, и тысячи людей, даже тех, что сейчас еще совсем дети: они вырастут и попадут в сотканную этим упырем наркотическую паутину, и в этом будет виновата она, Аля, потому что знала, но не сумела, не смогла, не решилась остановить! С этим она жить не сможет. И отец будет ею недоволен. Аля верила, что и он, и мама смотрят на нее откуда-то сверху и помогают ей невидимо… Но выполнить то, что назначено ей, она должна сама. Потому что никто вместо нее этого не сделает. Никто на всей земле. Никто.

Аля наскоро выпила кофе в одиночестве — Оксана Петровна подрабатывала вахтершей на вязальной фабрике, сутки у нее были рабочие, — быстро оделась и вышла в город. Направилась в самый центр. Ей многое нужно было обдумать, а лучше всего думается при быстрой ходьбе или беге. Полугодовое затворничество подействовало на девушку удручающе: она стала не просто дичиться людей, она сама себе казалась некрасивой, угловатой, неловкой. Но два или три заинтересованных мужских взгляда быстро вернули Але уверенность в себе.

Заснеженный центр районного городка не был похож ни на Париж, ни на Ниццу, но свое очарование в нем было, Чистенькая площадь, чуть в отдалении — горуправа, памятник Ильичу, указывающий на недостижимый коммунизм, не достроенная в прошлом веке и забитая по сей день красного кирпича церковь и, конечно, супермаркет, зазывно мерцающий тонированно-зеркальными стеклами. А Але вдруг захотелось уюта и комфорта, она и нырнула в эту мерцающую нездешней жизнью зеркальность.

Внутри, кроме магазина, оказалось и небольшое чистенькое кафе, превращающееся по вечерам в центр тутошнего благолепия и крутизны. Столики под скатертями, небольшая эстрада, вечнозеленые кучерявые кустарники: все как положено.

Аля присела за столик у окна. Это тоже почти по-европейски: сиди и наблюдай, спокойно потягивая аперитив, за проносящейся за окном жизнью… Вся шутка была лишь в том, что там, за окном, жизнь не проносилась, а тихонечко млела, нежась под мягким свежевыпавшим снежком. Через дорогу бежала умная белая с черным кошка, двое прикинутых пацанков покуривали у блестящего полировкой и никелем «гранд-чероки», пузатый водитель несуетливо протирал и без того сияющие стекла в «Волге» кого-то из городских папаш среднего звена, вдоль улицы неспешно шествовал прямо-таки хрестоматийный батюшка — солидный, в рясе, с окладистой рыжеватой бородой, в темном пальто и цигейковой шапке-пирожке. Не Париж и не Ницца. Ну и слава Богу. Ни там, ни там Аля так и не удосужилась побывать.

— Что будем кушать? — Замерший у Алиного столика официант был скорее похож на трактирного давних времен: статный, спокойный, средних лет мужчина, одетый, правда, не в косоворотку и не во фрачную пару, а, по дневному времени, в свитер и толстые теплые брюки. Он беззастенчиво рассматривал девушку, и Але не составило труда догадаться, что, скорее всего, он и не официант вовсе — кто-то из руководителей заведения, скорее всего мэтр, из любопытства решивший сам обслужить незнакомку. По правде сказать, она, наверное, казалась здесь по-настоящему редкой птицей: столичная барышня, по капризу судьбы отставшая от проходящего курьерского… Если здесь вообще когда-либо останавливались курьерские.