Петр Катериничев - Время барса

Аля узнала соседа, Константина Иваныча, живущего этажом ниже, и только тогда ощутила, что с силой жмет на спусковой крючок. Охваченная страхом, она почему-то не сдвинула флажок предохранителя, и только это спасло загулявшего отца семейства от гибели.

— О-о-о?! — снова повторил Константин Иваныч. Направленный ствол не произвел на него никакого впечатления; он икнул, обвел взглядом прихожую, с полминуты изумленно таращился на полураздетую девушку, снова икнул, выдавил нечленораздельное извинение, кое-как развернулся, уткой покачиваясь, окинул девушку прощальным взглядом, вздохнул горько, ссутулился и, пошатываясь, побрел по ступенькам вниз.

Аля притворила дверь и даже не опустилась — сползла по стенке на пол.

Судорога пробежала по рукам до самых кончиков пальцев. Она-то понимала: ни в чем не повинного выпивоху — не застрелила только чудом! Внутреннее напряжение, что копилось в ней, застилало теперь мир колеблющейся пеленой, но слез не было: девушка просто сидела и подвывала по-волчьи. Из Княжинска она уехала тем же вечером. Это было настоящим бегством.

Подмосковный городок Чудовск, где она нашла убежище, был тих, покоен и умиротворен. Нет, наверное, были здесь и свои «цезари», и свои «бруты», но ее это не касалось совершенно. Она и вышла-то на неприметной станции как раз потому, что никто бы и не подумал ее здесь искать. Ничто не связывало Алю с этим местом, для нее это был случайный город, точка на том материке, каким является Россия.

Домик, где она сняла комнату, она тоже разыскала по наитию: ей понравился полный желтых осенних цветов палисад, запах антоновских яблок, ходики, уютно стучащие в гостиной комнате… Да и хозяйка, Оксана Петровна, окликнула ее сама, когда Аля почти бесцельно брела по тихой, полной опадающих листьев улочке незнакомого города.

— Ищешь кого-то, девонька? — спросила хозяйка, оторвавших от цветочных клумб, присмотрелась к Алиному лицу, добавила:

— Или бежишь от кого-то?

— От себя, — не задумываясь ответила Аля. Разговорились. Да что разговорились — говорила хозяйка, заметив в девушке и неустроенность, и метания… Предположила измену мужа — Аля опровергать ее не стала. Девушка первая спросила комнату или Оксана Федоровна предложила сама — теперь было не вспомнить, а только у нее Аля и остановилась. В первый вечер она засыпала, напившись чаю с пирогами, а в глазах стояли слезы от тоски по собственному дому и спокойному уюту, и еще всплыла странная фраза, слышанная то ли от Олега Гончарова, то ли от Маэстро: «случайный контакт». Здесь ее не найдут.

Не найдут. Не найдут. Слова стучали, словно поездные колеса на стыках, а ей и снился поезд, несущийся невесть к каким берегам сквозь туманную снежную мглу.

Аля посмотрела в окно. Липкое марево, лишь по недоразумению сохранившее название «зима». И оттепелью назвать эту унылую непогодь трудно… Странно…

Сейчас ей казалось, что лета не было совсем, что зима длится вечно и никогда не кончится. И эта слезливая сырость не кончится ничем хорошим. Девушка вздохнула: везде после такой вот мятой мороси наступает весна и лето, а у нас снова зима.

Дни ее были похожи один на другой, и каждый был мучителен. Сначала, как только она начала жить у Оксаны Петровны, ей казалось, что пройдет неделя-другая и она освободится от своих жутких кошмаров, от всегдашнего теперь страха, и уедет, и что-то предпримет. Но не тут-то было… Аля жила словно в бреду. Осень, сначала яркая и нарядная, скоро превратилась в серую и слякотную непогодь; потом настала зима, погрузившая и этот небольшой дом, и сам город в тихое оцепенение.

Дом Оксаны Петровны: ходики, коврик с лебедями на стене, портреты артистов из журнала «Огонек», вышитые рушники — все это создавало уютную и простую обстановку конца пятидесятых, да и весь этот крохотный, затерянный на заснеженных равнинах страны городок жил словно затаенной, пусть по-своему кропотливой, но тихой жизнью. Комната, что находилась в распоряжении девушки, отдельный вход и кухня — все создавало ощущение уединения и, казалось бы, должно было приносить чувство защищенности, но… тревога росла. И постепенно становилась напряженной и болезненной. Девушку стал пугать любой шум, рев мотора за окном, выхлоп машины, гулкий ночной стук каблуков по заиндевевшей земле, скрип снега под ногами раннего прохожего… Все то, что и составляло обычные звуки маленького городка, казалось Але враждебным, а постепенно и становилось для нее таким.