Ричард Сэпир - Китайская головоломка [другой перевод]

Или, может быть, за свободу слова? Может, встать и поприветствовать это? Честно говоря, Ремо не очень хотелось слушать подобную болтовню. Джерри Рубин, Эбби Хоффман, преподобный Мак Интайр? Что уж такого ценного в свободе слова? За демагогию не расплачиваются человеческой жизнью. А Конституция? По сути — просто набор дешёвых фраз, которым он никогда не верил.

Он хотел — и это был его секрет — жить для «Кью», а не умереть за неё. Смерть это глупость. Отчего же тогда людей одевают в мундиры и гонят на смерть под музыку? Никому же не приходит в голову отправлять под музыку в спальню или на званый обед!

Может, поэтому у ирландцев так много великолепных воинственных песен и замечательных певцов? Взять, к примеру, того певца — как же его звали? — который выступал с мощным усилителем в клубе на Третьей авеню. Брайан Антони. Своим голосом он мог заставить маршировать кого угодно и куда угодно. Как известно, Ирландская Революционная Армия не идёт ни в какое сравнение с Мау-мау или любой другой террористической организацией, не говоря уже о Вьетконге. Ирландцы находили доблесть в смерти. И умирали.

Но одно дело — Брайан Антони, а другое — этот оглушающий вой! Его сердце могло бы биться в унисон с сердцами ребят в зелёной униформе. Ради этого стоит погибнуть. Просто пой — и ничего больше.

— Ну? — снова повторил свой вопрос Смит.

— Чиун исключается, — ответил Ремо.

— Но вам необходим переводчик.

— Достаньте другого.

— На него уже оформили допуск. Люди из китайской службы безопасности. Кроме того, вы представлены как агент.

— Отлично. Вы действительно обо всём побеспокоились, не так ли?

— Ну? Вы берётесь за задание?

— Уж не хотите ли вы сказать, что я могу отказаться и никто не кинет в мой огород камень?

— Не валяйте дурака.

Ремо заметил семейную пару из Сенек-Фоллза, штат Нью-Йорк, которую видел раньше с детьми. Это была их «ночь греха», две недели беззаботного отдыха после одиннадцати с половиной месяцев скучных будней. А вдруг дело обстояло наоборот — две недели только усиливали радость их повседневной жизни? Какая тут разница? У них могли быть дети, свой дом, у Ремо Уильямса никогда не будет ни детей, ни дома; было затрачено слишком много времени и денег, чтобы создать такого суперагента. И вдруг Ремо осознал, что это впервые Смит просит его, вместо того чтобы приказывать. Должно быть, для Смита оно очень важно, это задание. Возможно, оно имеет смысл и для этих людей из Сенек-Фоллза. И для их ещё не родившихся детей.

— О'кей, — сказал Ремо.

— Вы не представляете, насколько близка наша страна к достижению мира, — удовлетворённо поделился с Ремо доктор Смит.

Ремо усмехнулся. Это была грустная улыбка, улыбка типа «о мир, ты посадишь меня на электрический стул».

— Я сказал что-нибудь забавное?

— Да. Миру — мир.

— Вы находите, что мир во всём мире — это смешно?

— Я уверен, что мир во всём мире просто невозможен. Я нахожу вас смешным. Считаю, что я тоже смешон. Пойдёмте, я провожу вас в аэропорт к вашему рейсу.

— Зачем? — спросил Смит.

— Чтобы вы вернулись обратно живым. Вас только что приговорили к смерти, мой дорогой.

— Откуда вам известно, что меня приговорили? — спросил Смит, когда их такси стало набирать скорость на многорядовом шоссе, ведущем в аэропорт «Сан-Хуан».

— Как поживают детишки?

— Детишки? Какие… О…

Ремо обратил внимание на то, как напряглась шея водителя. Шофёр продолжал насвистывать один и тот же монотонный мотив; он начал свистеть ещё тогда, когда они отъехали от отеля «Националы». Должно быть, он думал, что свист говорит о расслабленности и беззаботности, тогда как налицо был тонкий, коварный сговор, а Ремо заподозрил неладное ещё в казино, а затем в ночном клубе. ОНИ обращались друг с другом посредством радиотелеграфа, как сейчас это делал водитель такси. ОНИ никогда не позволяли себе визуально наблюдать за Ремо или Смитом, в то же самое время двигались параллельно им, как бы находясь в другой точке движущегося эллипса. Ощущать опасность Ремо научил Чиун. Ремо «тренировался» в универсальных магазинах: он брал в руки какой-нибудь предмет и держал его так долго, пока не чувствовал исходящие от продавца энергетические токи.

Самое трудное было — уловить эти токи, когда за тобой как будто бы и не следили.

Шофёр высвистывал свою мелодию в классическом телеграфном стиле: тональность вверх-вниз. Мысли его были совершенно не связаны с мелодией — только так он мог воспроизводить снова и снова один и тот же мотив. Шея уже покраснела от тёмных впадин, в которых скапливался пот и жир. Его волосы были густо смазаны бриолином и зачёсаны назад, спадая твёрдыми жёсткими прядями.