Эльмира Нетесова - Женская месть

— А когда-нибудь выручали бабы?

— Было! Когда с зоны вышел. В тот день я к тебе пришел. А до того у твоей калитки сидел. Холодно было. Я уже вовсе окоченел. Тут глянул, баба идет, с полной сумкой хлеба, он еще теплый и такой от него запах, аж голова закружилась. Я с самого утра в тот день не жрал. И, хотя стыдно было, все же насмелился и попросил хлеба. Женщина остановилась, отломила, подала и сказала:

— Ешь на здоровье, мил человек…

— Я проглотил тот хлеб мигом. И оглянулся на твои окна. Они улыбались мне. В них горел свет. Я поверил, что ты не прогонишь, как Аня не отказала в хлебе. Она не запомнила или не узнала, а я ее никогда не забуду. Пока есть на земле такие бабы, мужики не перемрут. Она тогда погладила меня по щеке, а ладонь была такая теплая, как у мамки, давно-давно в детстве. Жаль, что таких женщин на земле все меньше становится, — вздохнул человек.

— Анка сама исстрадалась, потому не разучилась сочувствовать. Сытые голодного никогда не поймут и не помогут. Последнее из зубов вырвут. Это точно. Мне на другой день как я сюда возвернулся, именно Анюта пожрать принесла, пусть не ахти чего, ну, что сама имела. Ты помнишь, мы вместе поели тогда. Уж очень кстати, ведь у меня в тот день и на хлеб не имелось. Это уж потом разжились. Люди не скупились, всего принесли.

— А помнишь, как мне женщина одежду своего сына принесла. Он погиб в аварии. Она меня пожалела, голожопого. Одела и обула с ног до головы. Я ей потом в доме целую неделю помогал с дровами, углем, сеном. И теперь удивляюсь, почему все беды и горести на хороших людей сыпятся. А дерьмо цветет и пахнет, ничего ему не делается.

— Всех, каждого судьба достает когда-то. Не сразу накажет, но никого не минет. Сам знаешь, Анька жила смирно. Ни на что не надеялась баба. А и ее Бог увидел, послал в дом хозяина, отца детям. Ее порадовал, помог. Других за грехи накажет. Вон моя Валька. Все теперь имеет, а нет ничего. Пусто в душе, а ведь пришла старость, холодная и одинокая как смерть. Разве это не наказание? Не приведись такой кончины, — перекрестился Захар.

— Да уж это точно, собачий удел такой финиш! — согласился Илья тихо.

Он ушел из дома Захария ранним утром, еле слышно, чтоб не разбудить человека, закрыл за собою дверь и заторопился к остановке автобуса.

Захар не спешил вставать. В такое раннее время к нему никогда не приходили люди. И мужик ждал, когда за окном получше рассветет и можно будет, не включая свет в доме, начать новый день.

Он снова стал дремать, как вдруг услышал слабый стук в дверь.

— Не могет того быть! — повернулся на другой бок, закрыл глаза, но стук повторился уже настырнее, смелее.

— Кого принесло в такую рань? — пробурчал недовольно и, одевшись наспех, открыл дверь.

В дом вошла Ивановна. Старую эту бабку знала вся окраина города. Она продавала на автобусной остановке цветы и зелень со своего участка, молоко и яички. Помнила почти всех жителей окрестных улиц и ее знали все. Бабка никогда ни с кем не ругалась, со всеми была ровна и приветлива, потому за долгие годы об Ивановне никто не сказал ни одного дурного слова.

— Захарий, прости, что подняла сранья. Но сил боле не стало, — вошла в дом следом за хозяином, колотясь от холода:

— Понимаешь, валенки мои наскрозь прохудились. От подошв сплошные дырки поделались. В таких ходить неможно. Ноги коченеют. Подмогни. Не то хочь сдохни. Куда деваться, коли в доме не живу. В сарае меня определили нынче. А там холодно до жути, — поежилась бабка.

— Давай чайку попьем, Ивановна, а то я только встал, проснуться надо, — предложил сапожник.

— Спасибо, мил человек! От чаю не откажусь. А то уже душа с кишками слиплась, приморозилась насмерть. Раней я на валенки галоши надевала. Да ить тож порвались вдрызг. Вернее, собака их изорвала. А другие не купляют мне. Ноги к ночи ледышками делаются. До утра не согреваются. Как на таких ходить? Это ж мука! — пила чай мелкими глотками.

— Бери пряники, Ивановна! — подвинул кулек хозяин. Гостья несмело взяла.

— Зачем же ты из дома в сарай ушла жить?

— А что поделаю? Внучонок новую жену приволок в дом. Прежнюю выгнал. Пила баба без просвету. Нынешняя курит, но самогон с горла не хлещет. С утра стакан первача выпьет и до вечера терпит, пока внук с работы не воротится. А уж тогда до ночи оба набираются. Я их совестила, да вот добрехалась на свою голову. Надоело им меня слухать. И невестка на меня заорала:

— Будет мне мозги засирать! Не нравится, мотай отсель, покуда целая! Не то кости изломаю в порошок! Ишь, указчица выискалась, старая грыжа!