Эльмира Нетесова - Женская месть

— Понимаешь, мы баб любим ни за постель, ни за смазливую рожицу и фигуру. А за надежность, верность ценим и заботу, тихое тепло, какое от них идет. Ведь вот многие зудят, что баб ценят за умение готовить, держать в порядке мужика и дом, правильно вести доход в семье. Но, если честно, любая, даже самая вкусная готовка встанет колом поперек горла, если при этом баба «пила». Я согласен на корку хлеба, только чтобы душу не терзали, не попрекали и не обзывали как бродячего пса.

— Да кто такое стерпит?

— Мой зять! Он много лет молчал. А теперь верх взял над всеми. Уж так вламывает, что все от него воют. Свое сранье забыли. А ведь ничего нового не придумал. Свое всем напомнил и правильно устроил. Ты понимаешь, я не предполагал, что и меня это ждет. Не вступался за зятя, считал, мол, сами разберутся. Вот и дождался. Его хоть из дома не выкидывали, как меня, зато теперь моя старая галоша примирения запросила. Домой зовет. А как вернусь? Для этого простить надо всех. Я же не смогу. Ну, хоть убей, не прощу!

— Понятное дело. Простить, значит, забыть! Но уж слишком много захотели! Ты знаешь, Захарий, у меня тоже с девчатами по-разному складывалось. Не случайно с иными быстро расстаюсь. И у меня не всегда главное — постель. С другими до этого не доходило. А отношения обрывал резко.

— Да разве у тебя кроме постели имеются иные отношения с бабами? — удивился Захарий, приподнялся в койке на локте.

— Ну, ты даешь, дед! Ни одним низом живу, еще и голова на плечах имеется, думать не разучился.

— О чем?

— Так получилось, что той «телке» я поверил. Прикинулась наивной простухой из деревни. Все на свою судьбу жаловалась, на бедную родню, старых и больных родителей, какие ничем не могут помочь, а только от нее деньги ждут. Ну, я и развесил лопухи, жалко стало деревенскую. Затащил ее в столовку, покормил, так что пузо затрещало. Поволок в парк погулять. Ну, так-то до ночи базлали. Я пальцем к ней не прикоснулся, пожалел глупую. Отпустил нетронутой. На второй день так же. Она все плачется, жалуется, что на работе мало платят. Ну, хоть к себе ее бери. Вот только одно насторожило, при плохой жизни такую толстую задницу не заимеешь. Ну, я ее опять в парк приволок. Усадил на скамейку, поглаживаю девку всюду. Она не дергается, я и осмелел. Полез во все места. Ну, потом и овладел. Она уже давно не девушкой оказалась. Я и спросил, с кем же отметилась. Баба в ответ, мол, какая тебе разница? Давай скажи, куда меня жить поведешь, ведь я теперь твоею женой стала. Я ей у виска покрутил, мол, таких жен у меня полные штаны. А эта мне в ответ:

— Коли не хочешь неприятностей, веди к себе покуда я согласная. Иначе за совращение несовершеннолетней отвечать будешь. Я от нее хотел слинять, так вцепилась в руку, предупредила, что кричать будет, испозорит, сдаст ментам. Короче, отслюнить пришлось кругленькую сумму. Она же знала, где живу и работаю. Поверишь, через неделю появилась в комнатуху и снова на «бабки» расколоть хотела. Опять под шантажом. Я своим ребятам в стенку стукнул. Ну, мы ее все вместе турнули. И тоже пригрозили в другой раз сдать в милицию за проституцию. Я ее потом встречал в городе. Ты знаешь, а ведь ей и впрямь пятнадцать лет. И она многих на том наколола. Вот и малолетка! Они с рождения распутные! Кому же верить? Теперь хоть паспорт спрашивай прежде чем в постель с нею лечь! — возмущался Илья.

— Не-ет, мне такие не попадались. Случалось нарываться на проституток, но расставались тихо, без базара и обид.

— А мне не везло. Вот одну закадрил, она пивом торговала. Думал, как все, дешевка! Цапнул за задницу, она чуть все зубы не вышибла. Уж я перед ней стелился, извинялся, как последний лопух!

— А чего не слинял?

— На меня все прохожие бабы насели, целой кучей, свалили на асфальт, чуть не размазали как клопа. Я уже задыхаться стал. Еще бы! На меня пяток старух навалилось. И дергают за достопримечательности. Я всего один раз ущипнул, а меня с час терзали. Ладно, в грязи и в пыли изваляли, так чуть с корнем хрен не вырвали. Да еще опозорили на весь город. Хорошо, что милиция подоспела, выручили ребята. У меня те старухи уже пуговицы пообрывали, брюки по швам затрещали. Спроси, что им надо было от меня, ведь их словом не задел. Та, пивная продавщица, как увидела, каким я вылез из- под старух, мигом простила от жалости. Хорошо, что милиция меня до дома довезла. В таком виде и со стоянии сам не добрался бы. Зато теперь ни одну заразу не жалею и не помогаю никакой из них. И мимо той продавщицы не хожу. Не могу простить лярве!