Мэтью Рейли - Шесть священных камней

На правом плече у Тэнка красовалась загадочная татуи­ровка: японский иероглиф, заслоненный флагом Японии. Лили как-то попыталась найти этот символ в Интернете, но не преуспела...

Однако больше всего девочку поражала в Тэнке вовсе не татуировка. Лили сразу же заметила в глазах добродушного японца бесконечную, опустошающую печаль.

Когда Лили спросила у него, что не так, он рассказал ей про свое детство:

— Когда я был маленьким — таким же, как ты, — моя страна вступила в войну с Америкой. Я жил в Нагасаки, прекрасном городе. Но когда ВВС начали бомбить наши города, родители спрятали меня в деревне, у бабушки с дедушкой.

Когда американцы сбросили на Нагасаки свою ужасную бомбу, мои родители были там, в городе... Их так и не нашли. Они стали пеплом, пылью.

Лили знала, что это такое — потерять родителей. После того разговора между ней и Тэнком возникла особая духов­ная близость.

— Я не очень старая, — произнесла она торжественно, — но одна из главных истин, которые я вынесла из жизни, гласит: пусть настоящую семью и не заменит ничто на свете, можно обрести родных людей в своих друзьях.

Пожилой японец посмотрел на нее добрыми влажными тазами.

— Ты очень мудра для своего возраста, Лили. Хотелось бы мне воспринимать мир так же, как ты. В этом отношении.

Девочка недопоняла последние слова Тэнка, но улыб­нулась. Кажется, ему это понравилось. Они довольно долго молчали. Наконец Тэнк спросил:

—Лили, ты слышала о тормоплесизме?

Девочка покачала головой.

—Это что-то японское, да?

— Не все то, что не сразу понятно, родом из Японии, — улыбнулся Тэнк. — Тормоплесизм — новейшая философская концепция. Возникла в Европе, когда ты уже появилась на свет. По этой концепции, совершенный человек — тот, который испытал за всю жизнь равное количество положи­тельных и отрицательных эмоций. Испытавший больше положительных эмоций — ничтожен; испытавший больше отрицательных — велик.

Лили не любила сюсюканья, но сейчас Тэнк разговаривал с ней как-то уж слишком по-взрослому.

— Выходит, величие и совершенство не могут существо­вать вместе? — удивилась девочка. — Но ведь... Да и вообще мне всегда казалось, что величие, ничтожность и совершен­ство — это совсем другое.

— Всегда... Довольно забавно слышать это слово от столь юного создания. Я знаю, Лили, Джек прививал тебе иной, далеко не тормоплесический, взгляд на мир. Он прекрасный человек: добрый, храбрый, честный, — но ему не хватает глубины. Не ума — именно глубины. Возможно, это придет с сединами. Не обижайся на меня, пожалуйста.

После каждого визита Волшебника белая доска в каби­нете Уэста была исписана вдоль и поперек.

Однажды она выглядела следующим образом:

Лили особенно нравились книги Уэста об острове Пасхи. Она могла часами смотреть нa гигантские статуи (знаменитые «моаи»), возвышающиеся над бесплодными землями этого загадочного места, самого уединенного на Земле.

Уэст нередко заставал ее спящей в углу его кабинета с раскрытой книгой на коленях. Тогда он осторожно брал девочку на руки и укладывал в постель.

После знакомства с Элби в жизни Лили стало больше не только веселых игр, но и увлекательного чтения.

Именно он познакомил многолетнюю поклонницу «Властелина колец» с мальчиком-волшебником по имени Гарри Поттер.

Лили перечитала каждую часть «Поттерианы» бессчетное количество раз. Куда бы она ни отправлялась — в школу, домой или за моря-океаны к своим боевым товарищам, — полное собрание сочинений Джоан Роулинг было ее неиз­менным спутником.

Однако самой захватывающей и таинственной книгой для нее оставался ее старший друг Джек Уэст-младший.

Участвуя в «семичудесной» эпопее, Лили узнала о Дже­ке довольно много. Но не о его семье.

Однажды она подслушала разговор Зоу и Волшебника о его отце.

Джек Уэст-старший был американцем и не ладил с сы­ном. Назло родителю, который хотел видеть на нем погоны американского военнослужащего, Джек вступил в ряды австралийской армии. Он также сделал это в знак любви к матери, уроженке Зеленого континента.