Олег Вихлянцев - Стукач

– Ку-уды-ы?! – орал ему вслед председатель, тщетно пытаясь пробиться через пекло. – Сам сгоришь, дурень!!! Верта-ай!!!

Но Соленый уже не слышал его. Или делал вид, что не слышит…

…Постояв перед Леликом с финкой в руке, Барсук вдруг успокоился и вернулся к своей койке. Скривившись в ухмылке, он прикурил папиросу и выпустил тугую струю дыма в потолок. Напряженное ожидание затянулось. Почувствовав это, Барсук подал голос.

– Ты бы присел, дядь Лень, – негромко сказал он, указывая на койку напротив. – Да растолковал кое-что людям.

– Что растолковывать? – собирая в кучу последние крохи воли, выговорил Лелик. – Тут все образованные.

– Ну не скажи! Никому, например, не известно, откуда ментам цинк [56]прошел за два переброса.

– Какие еще? – продолжал валять дурака старый вор.

– С марафетом и общаковыми лавами [57], – невозмутимо пояснил Барсук. – Иль не слыхал о таких?

Лелика не затрясло. Он даже перестал психовать, сообразив, что дальнейшие запирательства бессмысленны. Видать, рок у него такой.

Не-е-ет, Барсук уже не. шавка, коль умудрился его, Лелика, к стенке прижать, к ногтю придавить. Откуда же ему стало известно о предательстве Лелика? Неужто сам Иван Иванович сдал? Не похоже. Если б и Степка Барсуков у мента в пристяжных ходил – тогда другое дело. А так нет.

Думая-гадая, Лелик заметил, что с койки рядом поднялся Кешка Монахов и пересел ближе, на табурет, приставленный к его кровати. Что они с Барсуком задумали?

– Ты мозгами-то шевели, дядь Лень, – доброжелательно произнес Монах. – Не заставляй брать грех на душу.

– Правильно Монах базлает, – поддержал его Барсук. – Давай-ка, гражданин Прибаев, чтоб без приговора, самостоятельно. Что делать – знаешь. Не нам тебя учить.

Что теперь делать, Лелик знал. Ждать помощи не от кого. Воры – и те, что сейчас на воле, и обитатели соседних бараков – его не поддержат. Барсук наверняка выложил перед ними все карты, и крыть Прибаеву нечем. Его колода засвечена крапленой. А за шулерство полагается наказание. Но карточное мошенничество – детская шалость против того, что он творил все эти годы. Стукачество – самый тяжкий грех перед воровским законом – карается смертью.

Плевать. Жизнь прожита. И прожита она так, как было написано на роду сыну проститутки и питерского карманника, – в зоне. Жаль только, что в последние годы сломался перед легавыми.

– Так как? – продолжал проявлять завидное терпение Барсук. – Ты сам или у корешей помощи попросишь?

– Сам, – тряхнул головой Лелик.

Он медленно поднялся на подкашивающихся ногах и неверной походкой двинулся к выходу из барака. На мгновение остановился перед дверью, обитой войлоком, и оглянулся. Зеки молча смотрели ему вслед. Никто не проронил ни звука. Все понимали, куда и зачем идет старый вор, жалкий шакал, умело напяливший на себя шкуру матерого волка, которую и потерял в одночасье.

Лелик толкнул перед собой дверь и вышел.

– Шнырь! Шуруп! Котёл! Зяблик! – выкрикнул Барсук. – Пошли по баракам!

Четверо из приблатненных соскочили с коек и метнулись выполнять приказание. Они знали, что теперь предстоит делать. Еще в промзоне, перед самым возвращением с работ в лагерь, Барсук распределил обязанности каждого.

Особая роль была отведена Кешке Монахову, авторитет которого в зоне рос как на дрожжах…

– Ну что они там телятся? – Подполковник Загниборода нервно расхаживал по своему кабинету и курил папиросы одну за другой.

Кроме него здесь находились начальник оперчасти, командир батальона охраны, замполит исправительно-трудового учреждения и командир оперативного полка внутренних войск, личный состав которого был сейчас за заборами лагеря в состоянии боевой готовности номер один.

– Не переживайте! – сочным басом подал голос командир оперативного полка, двухметровый громила в форме полковника внутренней службы. – Мои орлы по первой команде войдут в зону и… покажут им кузькину мать! – применил он излюбленное выражение скинутого с поста чуть более полугода назад Никиты Сергеевича Хрущева.

– Не нравится мне эта затея, товарищи коммунисты, – вставил фразу замполит.

– П-ф! – не сдержался начальник оперчасти.

– А вы не смейтесь, товарищ капитан! – повысил голос политработник. – Получается так, что мы провоцируем осужденньис на бунт. Это своего рода подлог. Таким образом мы наглядно демонстрируем свою неспособность решать проблемы в законном порядке!