Геннадий Прашкевич - Бык в западне

Вот твоя шлюха, сказал пять лет назадв Питере Валентину Николай Петрович, она на нас работала честно, пока тыне появился. Ты нос не дери. Ты, Вален тинБорисыч, даже не догадываешься, сколько за этовремя твояТоня сменила служебных имен. С нею ведь спали разныелюди. Не ты один. И по делуспали, а не потвоей бычьей упрямой любви. С нею спали как с Катькой, как сНинкой, как со Светкой. Она у нас была дажеЖизелью. Ты представить себе не можешь, Валентин Борисыч,как намнужны такие честные работящие служебныешлюхи с мечтательными невинными глазками. Мыже нечухней занимались. Мы разработкой иностранцев занимались,Валентин Борисыч, признался Николай Петровичпять лет назад впитерском крема тории, когда личноприговорил Валентинак смерти. Мы занималиськрупными иностранцами, не всякой пузатой мелочью.Там миллиарды долларовсветили стра не! Миллиарды долларов!А тут ты!..Хочешь ты этого или нет, ноне светит тебе с Тоней. Никак не светит… Продаватьоружие, Валентин Борисыч, это всегда вы годно.Для любой страны выгодно Даже длясамой что ни наесть миролюбивой. И все у нас с помощью Тони хорошоналаживалось, а тут ты! Это ж надо, в шлюху влюбился!..В служебную!..

Николаи Петрович тогда, кажется, даже изумленно всплеснул руками.

Дескать, ну как так?.. Ведь все, Валентин Борисыч, можно было решить просто… Ты же наш человек, Валентин Борисыч, тебя бы мы не обидели... Любишь Тоню? Ну и люби на здоровье. Только будь добр, люби нашу служебную шлюху во внеслужебное время. А в служебное, извини, служебная шлюха должна спать с теми, под кого мы ее уложим… А то ведь что получается?.. Она, дура, должна спать с черножопыми, а в голове у нее чемпион Кудима!.. У нас срываются колоссальные поставки, а она думает о каком-то чемпионе Кудиме, который все, что может, —это валять по ковру таких же упрямых быков, как он сам… Ты сам вдумайся!.. Это ж несоизмеримо. С одной стороны —ты и какая-то служебная шлюха! А с другой —вся страна!

«Вся страна…»

Ладно.

Похоже, Тоню спровадили на тотсвет уже без Николая Петровича Дата на могильной плите — ноябрь, 1995. Николая Петровича к тому времени уже шлепнули в питерском морском порту.

Все! Забудь о Тоне. Ее нет, и это, может,даже хорошо. По крайней мере, тебя теперь уж точно ничто недержит в стране — никомсомолка Тоня, ни выброшенный из окна гостиницыморпорта младший брат Серега, ни бедный домик,спаленный в Лодыгине, ни дажестарый друг Джон Куделькин.

В самом деле.Не подаваться же в мясники к Куделькину-старшему. Все! Валентин оделся, запер дверьи по узкой лестнице, не воспользовавшись лифтом,спустился в сумрачный двор, заставленный по однойстороне мусорными баками. Пройдя под арку, он пересек улицу, оглянулсяна ювелирный магазин и выбрал в сквере перед оперным свободнуюскамейку.

Уютный уголок. День будний, людейне много. Валентин поднял головуи уставился на подвыпившегобомжа в обшарпанной телогрейке.

Сутулый бомж, испитой.Плечи кривые, глаза мутноватые, но не запуганные, как у всех бомжей, а с какой-то странной самодовольной хитрецой. Какой-то необычный взгляд для опустившегося человека. Будто держит себя. Будто понимает себя. И уважает. Вот только жидкие грязные волосы на непокрытой голове жалко сбились на одну сторону.

Жарко.

Сейчас бомж попросит на опохмелку, решил Валентин. Сейчас бомж протянет притворно, а то и по-настоящему дрожащую руку и попросит на опохмелку. Даже придумывать ничего не будет. Сил у него нет для придумок. «Подайте на опохмелку». И рука у бомжа трогательно дрогнет, как однажды трогательно дрогнула рука у капрала Тардье.

— Чего тебе?

— Эй, мужик… — с самодовольной хитрецой и с чуть угадывающейся опаской заявил бомж. — У меня тут завалялась бумажка… Хорошая бумажка, ты разменяй… Я ж имею понятие, у меня глаза есть… Я же вижу, ты человек интеллигентный и лицо у тебя доброе. Не обманешь… Я и сам такой, — самодовольно похвалил сябомж. — Не лупень какой-то, не буки-козлики, не паскуда… Я ж вижу, что мы с тобой все равно произош лиот одной обезьяны…

Валентин усмехнулся.

— Покажи.

— Эй, вот она… — Бомж, оглянувшись, показал Валентину крепко зажатую в руке пятидесятидолларовую купюру. — Это мне один гость города подарил… Ну, сам знаешь… Богатый, не бедный гость… Не хухры-мухры… Теперь бы мне разменять… Будь человеком… Мы же с тобой от одной обезьяны…

— Откуда у тебя баксы?

— Эй, слышь, мужик?.. — все еще самодовольно, но уже и с оттенком раздражения ответил бомж. — Зачем вопросы?.. Мы же не в планетарии… Я ж ничего не прошу… Мне только бумажку разменять… Богатый иностранец подарил. Гость города. Их сейчас у нас много — И вдруг рассердился, совсем как большой либерал-демократ: — Разъездились, мать их!.. Разворовали Россию… Эй, слышь!.. С них какую бумажку ни слупи, все польза родине