Николай Иванов - Департамент налоговой полиции

Черевач попытался незаметно подтянуть ее под себя, но державший его за плечи полицейский, в камуфляже без малейшего признака любезности вернул его в прежнее положение. «Отвечаешь головой», — предупреждал коротышка о документах, которые должен был получить. Если бы не появление Соломатина, который уж точно не в сговоре с Асафом, то можно было бы даже предположить, что тот устраивает последнюю проверку и хочет оценить реакцию начальника охраны на подобное развитие событий. Но сейчас не проверка. И его, позорно грубо, плохо выполнившего свое дело, завтра лишат работы. А заодно прекраснейшей шоколадной «БМВ», к которой он уже успел привыкнуть. И зарплаты, на которую можно шикануть с красивой женщиной в любом ресторане — и не один раз. На сгоревшего коллегу плевать, нечего было вилять задницей перед всеми. Он, лично он, Иван Черевач, не желает пересаживаться обратно в «москвич» — и это еще при условии, что его обратно примут в старой «конторе». Он не желает менять ничего в сложившемся жизненном раскладе. И поэтому — надо бежать. Вырываться. Или хотя бы сделать попытку. Бездействия коротышка не простит. Полиция приехала проверять офис? Вот и проверяйте офис. У нее есть предписание судьи нейтрализовать охрану? Офисную и нейтрализуйте. А он делает ручкой. Да-да, он поведет себя нагло и вызывающе. И пусть кому-то не покажется, будто таким образом он спасает свое самолюбие. Он на самом деле плевать хотел с высокой колокольни на всех, кто якобы добился в жизни большего, чем он.

Еще раз оглядев холл, совершенно уверенный, что Соломатин выставил свой пост и снаружи — одну ведь бурсу заканчивали, конечно, выставил! — тем не менее примерился к прыжку.

Сбить охранника, придерживающего его сзади, — не проблема. Основное — за уличной дверью. Она открывается внутрь — это минус, потеряется несколько мгновений. К тому же он не помнил, насколько туга пружина. Не отложилось в памяти. Его охранники приперты к стенкам по обе стороны от двери — это минус уже Соломатину, в случае необходимости они не смогут стрелять, не рискуя задеть друг друга. На улице темнота — это плюс: он готов бежать как заяц и даже оставляет машину. За сохранность сумки он наверняка получит две взамен. Свет в холле слишком яркий — это минус: трудно будет сразу узреть тех, оставшихся на улице. Как же проморгали появление полиции его служивые? Это тоже урок на будущее: нечего согласительно кивать, даже Асафу, когда дело касается надежности в подборе людей. Взять верных — это еще не значит получить надежных. Чего он боится засвечивать их? В Москве более четырехсот частных охранных фирм, все берут у той же милиции в аренду оружие — по три миллиона за ствол. Кто и кого отследит в этой огромнейшей армии вооруженных людей?

Но это — проблемы будущего. Соломатин заканчивает разговор с малиновым пиджаком, поворачивается. Внимание полицейских переключается на него — и именно в этот единственно выигрышный миг Иван, не глядя, только на предположение врезал каблуком тяжелого армейского полуботинка в подколенную чашечку стоявшего сзади часового. Тот охнул, разжал от боли пальцы, и этого хватило, чтобы отпрыгнуть в сторону двери. Боковым зрением лишь увидел, как бросился вслед за ним Борис.

Дверь оказалась все-таки достаточно тугой. И именно на этом, практически единственном минусе Соломатин перехватил его. И даже не его: нападающие и догоняющие инстинктивно стараются схватить то, что принадлежит им. Или должно принадлежать.

Борис ухватился за сумку. Дернул ее к себе настолько сильно, что Иван, готовый вырваться в уже образовавшийся простор на волю, влетел обратно в зал. Разжал пальцы. Не удержавшийся на ногах Соломатин полетел вместе с сумкой в обратную сторону. Прихваченный к запястью ремень начал разматываться, словно собачий поводок, из ручки сумки. Натянулся, и Иван дернул его на себя, стараясь вернуть добычу. И тогда уже Борис, из двух зол выбирая меньшее, на всякий новый непредвиденный случай распахнул сумку, чтобы выхватить оттуда документы. И тут же отпрянул от вырвавшегося изнутри клуба оранжевого дыма. Когда-то он слышал о самоликвидирующихся документах, когда их без определенной последовательности пытаются достать из хранилища, но чтобы это произошло именно с ним!..

Случившееся не менее изумило и Черевача: он замер, глядя на расстилающийся дым, и даже не обратил особо внимания на вбежавших с улицы полицейских. Они сначала коленями прижали его к полу, заломили руки, а затем вздернули к стене. Соломатин, медленно вставая на ноги, перевел наконец взгляд с бесполезной теперь сумки на того, кто владел ею. И вздрогнул — откровенно, не успев погасить силой воли первую реакцию.