Сергей Зверев - Золотая рота

Отвешивая тумаки и затрещины, его доставили в голую комнату, где имелись только два табурета и стол с настольной лампой. Усадили и ушли – погасив свет и заперев дверь. Мол, живи как знаешь. Он корячился на скользкой табуретке в кромешной темноте – голова раскалывалась, сознание меркло. Все моральные и физические силы уходили на то, чтобы не свалиться в обморок. Руки были скованы за спиной наручниками. Он мог от них освободиться, но для этого требовался ряд условий: ясная голова, «подсобные материалы» и четкое видение перспектив. Перспектив не было, не говоря обо всем остальном. Он боролся с болью, отчаянием, тоской, пытался что-то напевать. А за бетонными стенами смеялись люди, звенела посуда – полным ходом работали «господа полицейские», успешно прошедшие переаттестацию – достойнейшие из достойных.

Он понятия не имел, сколько времени провел в этом каменном мешке – в колючей темноте, в парализующей позе. По прошествии времен открылись врата ада и пришел Дьявол…

Скрипнула дверь, и прошептали с издевательскими нотками:

– В черной-черной пещере…

Вошли, мягко ступая, несколько человек. Слух остался при нем, арестованный подобрался. Трое или четверо. Мозг не чувствовал назревающего удара по загривку, но расслабляться не стоило.

– Сидит и молчит, – продолжал глумиться остряк. – Интересно, о чем он думает? Задается вечными вопросами: кто я? Зачем я здесь?

Арестованный молчал. Его легонько потрепали по плечу:

– Эй, мы говорим с автоответчиком?

Яркий свет ударил в лицо. Он ждал и все же не успел зажмуриться. Радужные черти заплясали в глазах, раскаленный электрод пробил насквозь череп… Скрипнул табурет, кто-то сел за стол. А над затылком выразительно кашлянули:

– Ускорить, Сергеич?

– Успеем, сержант, не гони лошадей. Тебе бы только руки распускать, Анохин. Вот скажи, откуда в мире столько злобы и жестокости?

Трое засмеялись – значит, всего их четверо. Зачем так много? Хотя, возможно, у парней обед, решили размяться.

– Ладно, заткнулись. – Офицер полиции, чье лицо по-прежнему пряталось в тени, а хищные пальцы с грубыми ногтями сжали ручку и зависли над бланком допроса, вкрадчиво сказал: – Итак, продолжаем. На новом месте, но с прежней принципиальной настойчивостью.

– В любом месте веселее вместе, – подал голос зависший над головой «кулак правосудия». Острить блюститель законности не умел, но хотел научиться.

– Ну, можно и так сказать, – допустил «распорядитель». – Итак, задержанный – Куприн Андрей Николаевич, семидесятого года рождения, москвич, адрес: улица Полевая… если паспорт нам не врет… дом такой-то, квартира такая-то… задержанный за то, что в понедельник 15 августа цинично избил работников полиции, выполняющих свои служебные обязанности…

– Они не выполняли свои обязанности, – процедил сквозь зубы задержанный, и ручка, зажатая в руке, дрогнула, шарик постучал по бланку. – Ваши ублюдки были в штатском… и если под выполнением служебных обязанностей понимать избиение беззащитной девушки в подворотне… Черт, эти изуверы просунули ее голову между прутьями решетки и сонную артерию пережимали!

И все же нашло ребро ладони своего героя. Такое ощущение, что в голове разбилась стеклянная банка, а осколки впились в мозг. Он застонал, уронил голову.

– Спасибо, Анохин, – сухо поблагодарил офицер. – Но в другой раз давай без самодеятельности – учись улавливать волю начальства. Я слышал, ты бывший десантник, Куприн? Служил себе, геройствовал, и вдруг что-то пошло не так. Из армии с позором выставили, запил, разнюнился, но кулаками помахать перед носом представителей законности пока еще горазд, так? Ах, прости, Андрей Николаевич, ты, наверное, обиделся – ведь бывших десантников не бывает, как же я забыл? Так же, как бывших шпионов, чекистов…

– Он, наверное, не десантник, – проворчал стоящий справа, и чуткое ухо уловило его координаты. – Так, дешевая китайская подделка.

Засмеялся стоящий слева – и его координаты отложились в голове.

– Короче, Куприн, – ручка хлопнула по столу, – надоело переводить на тебя бумагу. Признаешься в умышленном нападении на сотрудников полиции – и мирно топаешь в камеру спать. Бить не будем… может быть. Во всяком случае, наш отдел об тебя руки марать не будет. Отсидишь четыре года за причинение тяжких телесных повреждений, а это немного за две сломанных руки и испорченную носовую перегородку сотрудников полиции – согласись? Не признаешься… Имеется парочка подходящих «глухарей» – и техника исполнения схожая, и почерк… это не ты, кстати, был? Ах, ты же у нас не грабитель… В общем, руки чешутся, сам понимаешь, но мы ведь честные менты… прошу прощения, копы, не хотим вешать на человека чужого. Так что решай. Альтернатива – «чирик» строгого режима, а то сокращается что-то поголовье лесорубов в этой стране. Думай, Куприн. Будущее зависит от тебя, – не преминул съехидничать офицер.