Сергей Зверев - Разборки дезертиров

– Что это с ним? – убитым голосом вопросил Шмаков.

До меня доходило, как до самого длинного в мире жирафа:

– Граната…

– Вот дерьмо-то, – чертыхнулся Хомченко. – А я успел нагнуться, затылок прикрыл, еще Ульянке попутно по черепушке съездил… Мужики, – прозрел капитан, – это что же выходит? На коленях у покойника сидел и ничего не чувствовал?

За спиной раздался шорох. Я подпрыгнул, настиг в прыжке собравшегося размяться Саула. Куда ж ты, зараза, все время выскальзываешь?

– На гору, тварь!!! – заорал я в помертвевшую морду. – Мне насрать – не полезешь, прикончу прямо здесь!!!

Мы взбирались на откос, путаясь в корнях, срывались, матерились. Глина забиралась за воротник, пот разъедал глаза. Женщины уже вбежали в лес, и это, безусловно, было хорошей новостью. Остальные новости были плохими. Транспортные средства плохишей неуклонно приближались. Шмаков был уже наверху, вытянул за шиворот Покровского – заодно и прикрылся им от шальной пули. Повалил подножкой, наступил на хребет и протянул руку – я схватился за нее и спустя мгновение был уже наверху. Скребся Хомченко – он не просил о помощи, самостоятельно осваивал подъем, да еще и тащил на себе гору оружия…

Прицельная очередь сбила ветку с еловой лапы. Хомченко присел на колени. Я упал, стал ловить в перекрестие прицела машину «сопровождения». И с ужасом обнаружил в направлении огня густую темноту! Вырубили фары! Ни обрыва не было, ни дороги, только небо в клочковатых разрывах. Инфракрасный прицел… Холодок побежал по хребту. Если у парней имелось это несложное техническое приспособление, мы пропали…

Снова трещали выстрелы. Шмаков повалился в траву, отползал к лесу. Ротный взгромоздился на обрыв. Этот парень умел выживать – перекатился в канаву, передернул затвор.

Тень взметнулась. Эта тварь была воистину неугомонная, четвертая попытка сбежать! Шмаков оказался далеко. Торжествующе вопя, Саул совершил прыжок, чтобы кубарем скатиться с откоса. Хомченко из канавы выставил «РПК», бросил: «Алле-оп!», и беглец, споткнувшись, вспахал землю челюстью, не долетев до обрыва.

– Размечтался, дуралей! – Шмаков сделал короткую перебежку, чтобы вернуть непоседу. Хлопнул выстрел. Шмаков рухнул на бок…

Непокорный хохолок плыл над сорными травами – Хомченко полз по-пластунски.

– Прокурор, не вставай, он убит… Дырка в голове…

Я жадно грыз подвернувшийся корешок. Сломался кончик зуба – боль взорвалась в оголенном нерве. «Плантатор» взмахнул ногами и все-таки добился своего: свалился мешком с обрыва, вызвав бурную осыпь.

– Не уйдешь, тварь… – Хомченко, громыхая железом, скатился в канаву (и как он справлялся с тремя единицами?). Я полз, скребя густеющей бородой по натянутым, точно растяжки, кореньям. Эта сука не должна уйти…

– Прокурор, не лупи впустую… У тебя фонарь, свети в этого гада…

И почему я сразу не догадался? Добротная вещица оттопыривала карман. Я выхватил ее как гранату… Господин Покровский, радостно поскуливая, копошился под обрывом. Вывалился на дорогу, начал яростно жестикулировать. В круге света ему сделалось неуютно. Споткнулся, рухнул в грязь, замахал всеми конечностями, как будто к нему насильник пристал.

– Не-ееет!!!

В принципе, он сам избрал свою долю. Не желали мы смерти этому гаденышу. Хомченко строчил самозабвенно, фаршируя плантатора, как голубец. Мы остались без машины, без прикрытия, третьей части команды и львиной доли шансов выбраться из западни…

Тени нападающих уже мелькали под обрывом. Бежали, сопели. Приподнимешь голову – и начнется…

Не сговариваясь, мы поползли в лес. Оставалась минута в запасе.

Девчонки свалились как снег на голову, стоило одолеть рукастые дебри опушки. Нет никого, все мертвы, сообщили мы безрадостную весть. Маша плакала, Ульяна теребила меня за грудки. Мы рвались напролом, натыкаясь на старые сосны. По канавам, сломанным ветвям, сухостоинам. Было страшно включать фонарь – и правильно: мы отдалились от опушки метров на пятьдесят, когда преследователи открыли ураганный огонь! Мы повалились в сырой мох, лежали, заткнув уши. Свинцовый ливень хлестал над головой. Благо, что у прислужников местных князьков на вооружении были не «АК-74» – у этих долговязых «хлын» боеприпасы со смещенным центром тяжести: отлетают от препятствий куда заблагорассудится, а в телах страдальцев вытворяют чудеса…

Ливень стих, раздавались отрывистые команды. Сколько этой нечисти натолкали в две машины? Десять? Дюжину? Мы поднялись, топали куда глаза глядят, хотя никуда они уже не глядели, серые просветы между кронами деревьев затянуло чернотой, и двигаться можно было только вслепую…